где живет очень мало людей, с другой такой же в районе, где тоже живет очень мало людей. Защищая свое творение, Борис Джонсон, как всегда, кипятился:

– Во время школьных каникул, вечерами, она работает на полную. Она уже окупает затраты. Канатная дорога – всё еще сенсация. Колоссальный успех.

Если бы «Эмираты» действительно желали инвестировать в лондонскую транспортную сеть, большинство лондонцев, уверен, предложило бы что-нибудь более полезное. Прямо здесь очень кстати был бы мост, к примеру. Но это было бы заблуждением относительно истинного смысла канатной дороги. Она нужна не столько для того, чтобы быть полезной, сколько для того, чтобы о ней говорили. Возможно, был бы повод для беспокойства, если бы название бренда из Эмиратов появилось бы на карте Лондонского метро – классической схеме из 1931 года, времени, когда государство усиливало свою роль в управлении общественной жизнью после другого периода спекулятивных излишеств корпоративного мира. Канатная дорога сама по себе – брендинг в трех измерениях, не в двух. Речь идет не столько о быстром перемещении из точки А в точку Б, четкой задачи для загнанной электрички, сколько об острых ощущениях под маркой бренда. Это ярмарочный аттракцион, поездка в парк развлечений, тонко замаскированная под общественный транспорт. Очень тонко замаскированная.

Поездка в оба конца продолжительностью пятнадцать минут или около того стоит около девяти фунтов. А за восемьдесят восемь фунтов можно снять целую кабинку и отметить в ней (правда, очень быстро), скажем, день рождения. Возле кассы вас встречает огромный плакат: «Взгляни на Лондон, как никогда прежде». Перед поездкой вы можете получить «опыт полета» на симуляторе. Фирменная иллюзия воздушного полета на протяжении всей поездки строго принудительна. Станции на обоих концах маршрута называются «терминалами», билеты – «посадочными талонами». Рекламный щит приглашает вас «поделиться снимками из вашего путешествия» в «Твиттере» под хэштегом #MyEmiratesView. Словно для того, чтобы подкрепить основной смысл, все кабины залеплены рекламой «Эмиратов»: «Испытай новый способ увидеть Бомбей».

Канатная дорога впечатляет: три эффектные башни из скрученного металла высотой под двести девяносто пять футов каждая. А виды, что открываются сверху! Со мной в кабинке – мать с двумя дочерьми среднего возраста, прибывшие в Лондон на один день. Они очень взволнованы.

– Если у меня будет гипервентиляция, держи меня.

– Надеюсь, он не перевернется вверх тормашками!

Кабина покидает твердую почву.

– О-о-о!

– Я немного боюсь, правда.

– Хорошо хоть, что в Темзе нет акул.

– О боже! Мы болтаемся в воздухе.

Движение кабины стабилизируется. В руках появляются телефоны, позы становятся картинными.

– Можешь только снять так, чтобы я была постройней?

– «Купол Тысячелетия» мне не очень нравится. Я не буду его снимать.

– Мне тоже. Эти торчащие штучки – как будто ершики.

Прибываем на место чуть быстрее, чем ожидалось.

– Что, уже приехали?

– Я думаю, «Лондонский глаз» был бы круче.

– Но где же мы?

Очень хороший вопрос. Они остаются выпить кофе, поглазеть на дорогóй жилой дом и быстро заглянуть в «Кристалл» – другой рекламный трюк, замаскированный под общественный сервис. На сей раз это «самая большая в мире выставка, посвященная будущему нашего города», любезно предоставленная электротехнической компанией «Сименс». Хотя будущее наше вполне очевидно из окружающего ландшафта. После того, не обнаружив больше никаких соблазнов, они снова садятся в кабинку и отправляются в обратный путь.

Вечеринка окончена

Атлеты, орды зрителей и съемочные группы со всех концов света давно разъехались, но в Стратфорде, эпицентре крупнейшего международного спектакля – Олимпийских игр 2012 года в Лондоне – воспоминания о празднике всё еще живы. Еще приметно даже место, где висел странный плакат, который долго не могли снять, словно последнего гостя на вечеринке, в память о дорогом сердцу событии.

На самом деле Олимпиада не закончена. Она просто не может закончиться. В конце концов, Лондон – мировой город, город знаковых образов, город зрелища – город вечного праздника.

Когда-то Стратфорд был самым обычным пригородом, так что выбор места для проведения игр вряд ли можно назвать очевидным. Да, там присутствовали моменты постиндустриальной красоты: положим, прогулка вдоль канала воскресным вечером. Солнце отсвечивает с поверхности воды, цветущие травы тянутся вверх по обочинам. Но здесь не привыкли к посещениям спортивных звезд и яркому свету софитов. Пожалуй, тут можно было встретить съемочную группу какого-нибудь чуднóго фильма, в котором бандиты Ист-Энда попадают в атмосферу постиндустриального апокалипсиса. Группа эта бродила по улицам в поисках той натуры, что может передать лишь пейзаж с колоннами, каналами и викторианскими виадуками. Но до Олимпиады лучи славы были здесь всё же в новинку. Там, где теперь стадионы, маленькие площади и знаковые скульптурные объекты вроде «Орбиты» Аниша Капура и Арселора Миттала, тысячами лет сохранялся, оставаясь сами собой, иной пейзаж: пейзаж из всякой всячины. В каждом крупном городе есть свой Стратфорд, где находится место для всего, что нигде больше не укладывается: например, очистные сооружения и свалки. Это было архетипическое захолустье – подсобка Лондона, где всё происходило по-тихому, вне общего внимания.

Во время игр Стратфорд наконец-то принарядился. Олимпийское наследие – отступное хозяевам за разрешение телеканалам со всего мира навести фокус на улицы городка – предстает здесь в большом многообразии. Остались новые скамейки и авангардистские столбы, новые слои краски, призванные оживить фасады социальных домов. Чистый доход периферии составляют новые жилые небоскребы, привлекательные своей отделкой и самыми разнообразными формами – клиньев, осколков, пластин – что повылезали, как грибы, в последние годы не без магического действия олимпийской пыли («Сделай твое золото в этих роскошных апартаментах»), хотя и доступное жилье было бы очень кстати здесь, в одном из беднейших лондонских боро. У Стратфорда также имеется своя доля пучков – маркеров и терминалов, заявляющих миру о его существовании. Один из них возведен шведской транснациональной фирмой «Икея» рядом с Стрэнд-Истом, ее собственным кварталом жилой застройки. Во время строительства башни рекламные щиты помещали ее в один ряд с Эйфелевой башней, «Лондонским глазом» и «Космической иглой» в Сиэтле: «Все эти памятники сооружены в память о важных моментах истории. Для нас таким моментом послужил Стрэнд-Ист».

Остался Олимпийский парк, естественно, переименованный в честь королевы Елизаветы и медленно совершающий сложную метаморфозу из декорации, которую предполагалось видеть лишь через объектив телекамеры в гостиных, в реальное пространство, в котором живут, покупают продукты, отводят детей в школу и скандалят со своими соседями люди. Однако самое заметное наследие Олимпиады и одно из самых необычных – это «Стратфордская отмель», косяк гигантских металлических чешуек всех цветов и оттенков, который маскирует бетонный фасад Стратфордского торгового центра, площадки из шестидесятых. «Отмель» –