Постепенно снег перестал падать совсем, и ночь стала светлее. Морозов больших не было, оттепели нас преследовали все время наступления от самого Нарева, дороги развозило так, что уж если свернешь с полотна дороги, то трудно потом без посторонней помощи выбраться на проезжую часть. Увязнуть в грязи было простым делом. Вот почему наш расчет сводился к тому, что немцы неизбежно будут липнуть к дороге. Гусеничной тяги у них было не густо, а для колесной техники нужна хорошая дорога.

За спиной я услыхал чьи-то шаги. Окликнул паролем. Отозвался командир. Он просушил портянки, напился чаю и пришел проверить нас с механиком, а заодно и еще раз проинструктировать. Но на посту у нас было все тихо и ничего подозрительного не замечено. Постояв со мной рядом минут пять, он пошел вперед по дороге, где в боевом охранении находились бойцы из нашего десанта.

Через несколько минут он вернулся, еще раз напомнил мне и механику, чтобы мы были предельно внимательны, и пошел в дом. Где-то слева и сзади ухало, но это было от нас километров десять в стороне, где Хойнице. Мы знали, что немцы на других участках постоянно контратаковали и там, откуда сейчас доносились звуки ночного боя, было жарко, там наши ребята отбивали натиск врага, не давая ему возможности достичь своей цели – нанести удар во фланг нашим частям.

Гул фронта не умолкал, а у нас по-прежнему тихо. Но так продолжалось недолго. За лесом и немного правее я начал улавливать слабый, но постоянно устойчивый шум мотора. Поначалу я подумал, что это где-то в стороне, где были предположительно наши, но вскоре этот шум стал более сильным и уже можно было точно определить направление, откуда он доносился. Шум был похож на работу дизеля. Такие моторы у немцев были установлены на гусеничных тягачах, таскавших противотанковые пушки и зенитки. У нас был один такой трофей, и я запомнил его звук.

Убедившись в том, что шум устойчив и он приближается, я своими соображениями поделился с механиком, который уже начал было дремать на своем сиденье. Николай вылез до пояса из машины, снял шлемофон и тоже стал слушать. Стало ясно, что по дороге идет гусеничная техника, но пока это было далековато, километра три. То, что шум приближался к нам, еще было не очевидно. Видимо, техника шла по отношению к нам справа налево. Теперь мы уже вместе напрягали свой слух. Из боевого охранения прибежал боец и доложил, что слышит приближающийся гул работающего мотора.

Я ответил, что мы тоже слышим, и предложил ему возвратиться на место, усилить наблюдение. Солдат побежал в темноту, а я залез на броню в надежде увидеть хоть что-нибудь. Поскольку дорога за лесом уходила вправо на восток, шум слышался именно оттуда, и местность была там ниже, то можно было рассчитывать на то, что, может, какие-нибудь огни будут перемещаться. Но увидеть ничего не удалось.

Пошли самые напряженные минуты ожидания, которые тянулись медленно. Переговариваясь вполголоса с механиком, пришли к единому мнению, что немцы идут сюда, но не ясно, через сколько времени они выйдут из леса. А может быть, остановятся в лесу и проведут разведку? Без этого опытный командир не поведет своих солдат. Так оно и будет. Значит, надо ждать разведчиков или головной дозор. Только если сильно спешат, то и без разведки сунутся. Такой ход рассуждений был у нас.

«Надо теперь доложить командиру», – подумал я и предложил Николаю сбегать в дом. Не успел он выскочить из люка, как перед кустами и из темноты появились два бойца – те, что были в боевом охранении. Один из них доложил, что видел на опушке леса огоньки, которые, как он думает, были головой колонны. Огоньки остановились на краю леса, до которого было около восьмисот метров. Впереди остался еще один боец, который тоже сейчас прибежит сюда. По их взволнованным лицам было видно, что они еще мало бывали в боях, а один, как мне показалось, вовсе еще не обстрелян.

Дослушав доклад солдата, Николай стремглав бросился в дом, а я, успокоив и поблагодарив солдата за сообщение, вскочил в машину и приник к прицелу. Следом за мной через какое-то мгновение в боевое отделение ввалился Николай и юркнул под ногами у меня на свое место, за ним – командир с Иваном. «Быстро же они прибежали», – подумал я, наводя перекрестье прицела в дальнюю точку дороги, выходящей невидимой ленточкой из леса. Присмотревшись, я действительно увидел огоньки, приближающиеся по дороге к нам. Раздумывать нечего. Я, машинально шаря рукой по боеукладке, слева от себя нащупал бронебойный снаряд и стал высвобождать его от зажима, но мое движение понял заряжающий и, отстранив меня, взял снаряд и дослал его в ствол орудия. Звякнул затвор, и послышался доклад почти шепотом: «Бронебойным готово!»

Я еще раз внимательно пригляделся в ночную темень и доложил командиру: «Вижу четыре огня!» Командир ответил, что тоже видит. Он встал на свое сиденье и смотрел на дорогу без бинокля.

Рокота мотора не слышно. Значит, это легковая машина. «Мотор бензиновый», – рассуждал он вслух.

Огоньки приближались довольно быстро. Я вел перекрестье панорамы за его перемещением, готовый в любую секунду произвести выстрел. Сердце билось учащенно. Нет, это не то чувство, которое обычно бывает перед боем, волновало другое – сколько их? Последовала команда: «Заводи мотор!»

Механик незамедлительно выполнил команду. Мотор работал на малых оборотах и своим ровным ритмом работы вносил своеобразное успокоение. Так надежней, когда работает мотор. В бою всякое может случиться, а вдруг придется менять позицию? Правильное командир принял решение. Огоньки приближались, а командир молчал. Либо решил пропустить разведку, либо подпускает ближе, чтоб бить наверняка. Первые два огонька были чуточку потемней. На них была светомаскировка, и узкая полоска света падала на полотно дороги. За первыми огоньками я увидел еще два, а за ним еще две пары.

До места, где должны были быть мины, осталось не больше сотни метров. Командир произнес: «Сейчас рванет, тогда и мы, понял?» – «Ясно, товарищ старший лейтенант», – ответил я ему официальным тоном. Обычно он меня называл по имени, а сейчас обратился, как будто первый раз видимся.

Мне казалось, что время идет очень медленно, и я мысленно подгонял его, а вместе с ним и подгонял события. Но что это? Место, где были установлены мины, первые огоньки прошли, а взрыва не последовало.

Командир чертыхнулся и произнес: «Так может и вся колонна проскочить». Я продолжал вести перекрестье за первой машиной. Теперь и я увидел, что это был легковой автомобиль. О своих наблюдениях доложил командиру. Сидоренко промолчал. Наконец, до головной машины осталось меньше сотни метров. Я понимал, что все это время он раздумывал и прикидывал варианты решений, которые у него были в голове, и конечно же выбирал наилучший, который должен принести нам только победу. Вдруг я услышал в шлемофоне команду: «Огонь!»

Уточняю наводку и нажимаю на спуск. Выстрел прозвучал как гром в ясном небе, разорвав ночную мглу своей вспышкой. Выстрел был точным. Передняя машина, а это действительно была легковая машина, загорелась, снаряд попал в бензобак. Вспыхнув, как факел, она осветила дорогу и всю колонну шедших за ней машин. Это были грузовые автомобили, тащившие на прицепах орудия. Автомобили марки «Опель-блиц» были крытыми фургонами, и что в их кузовах, не было видно. Молниеносно перекидываю прицел в хвост колонны и произвожу второй выстрел. Теперь мы уже все действовали как один организм. Каждый знал свое дело, и напоминать о том, что надо заряжать, – излишне. Командир корректировал огонь орудия.