– Знаешь, – сказал он, повернувшись к Наде и внимательно изучая ее лицо, – что-то мы с тобой заигрались в Шерлоков Холмсов. А тебе сейчас лучше поиграть в доктора Айболита.

– А тебе? – слабо улыбнулась она.

– А мне – в дедушку Дурова. Кота поеду дрессировать. – Он потянулся к ней и легко, по-дружески поцеловал в щеку. – Давай, дорогая. Тете Раечке привет. Звони мне обязательно, как у нее дела. На трубу брякай или домой, или на работу – куда хочешь. И я тебе буду звонить.

– До свиданья, Дима. Спасибо тебе за все. И… И деньги я обязательно верну.

– Забудь об этом, – досадливо проговорил он. Она выбралась из машины, сделала пару шагов к больничному корпусу. Потом обернулась.

Дима разворачивал машину в тесном дворике. В ее сторону ни разу даже не посмотрел.

Дима. В тот же день

Дима накормил кота и заварил себе крепчайшего чаю – две ложки на стакан. Есть совершенно не хотелось. Подумал: не выпить ли коньку? Решил: лучше не пить.

Чай безо всякого спиртного привел мозги в порядок. Вчерашний суматошный день (плавно перешедший в суматошный сегодняшний) словно бы остался за порогом квартиры. Собственное жилье располагало Диму к уединению и размышлениям.

Дима перешел из кухни в единственную комнату и улегся на диван. Кот прошествовал мимо, посмотрел на нового хозяина скептически.

"Сдается мне, что два покушения – на маму и на тетю Раю – между собою связаны, – подумал Дима, устраиваясь поудобней на диване. – И что же дальше? А далее… Далее, господа, мы имеем два множества людей. Первое из них – знакомые и друзья мамы. Второе – близкие тети Раи. Эти два множества пересекаются. То есть имеются знакомые мамы, которые одновременно являются знакомыми тети Раи. И если два покушения связаны, то, возможно, именно среди тех людей, которых знали обе женщины, следует искать убийцу. Или человека, который что-то знает об убийстве”.

Дима перевернулся на другой бок. “Ай да я! Что за безупречное логическое построение! Почему я математиком не стал? У меня по алгебре одни пятерки были… Но… Но мама всегда хотела, чтоб я стал журналистом. Не врачом, заметьте, а именно журналистом. Она свои нереализованные мечты во мне воплощала. Сколько себя помню, вечно она чего-то писала. Дневники, письма, et cetera…"

Острая душевная боль при воспоминании о маме пронзила его. Усилием воли он отогнал ее. Она мешала ему сейчас.

"И мама оказалась права. Спасибо тебе, мамочка. Нет интересней профессии, чем журналистика. Особенно по молодости… Но… Что там все-таки с нашим множеством общих знакомых? Итак. Мыслим строго и логично. Множество знакомых моей мамы имеет отображение в ее записной книжке. А множество знакомых тети Раи – в ее. Поэтому: будем искать пересечение двух множеств. Будем искать фамилии, совпадающие в обеих книжках”.

Дима встал с дивана. Взял лист бумаги, ручку и две записные книжки – мамину и тети Раи. Снова лег. Положил их рядом с собой. Мамина книжка была старой, разлохмаченной. Имена и телефоны записаны разными чернилами: то синими, то черными, то зелеными. Некоторые номера вычеркнуты, а поверх вписаны новые. Кое-где из-за нехватки места вклеены новые листочки. Записная книжка тети Раи представляла собой полную противоположность. Новенькие, чистенькие листочки. Неизменно аккуратный, щегольской почерк старательной хорошистки. Всего по паре-тройке телефонов на каждую букву.

Дима развернул каждую из книжек на букву А. В маминой на первом листике значились “Аэрофлот, справочная” и “Аэрофлот, международная”, а также: Олег Ахмалетдинов, Акопов Александр, Ахмедуева, Анисимова, Апресян, Алешина и, непонятно зачем, АЗЛК.

В аккуратной книжечке тети Раи на букву А имелись только Антонова и Афонин.

Ни одного совпадения.

Дима перевернул листочки и вздохнул.

Ему предстояла скрупулезная, кропотливая работа.

Надя. То же самое время

В коридоре было тихо. Ни больных, ни докторов. Только вдалеке санитарка ожесточенно намывала пол. “Вот и хорошо, что никого нет, – подумалось Наде. – Пройду тихонько в мамину палату. Посижу около нее. А вдруг она уже очнулась?"

Когда Надя проходила мимо поста, ее окликнула медсестра:

– Эй, девушка, вы к кому?

– К Митрофановой. В восьмую палату. Медсестра посмотрела на Надю внимательно, потом сказала:

– Подождите секундочку.

Выскочила из-за своего стола и умчалась, чуть не бегом. Только полы халата развевались. Надя заметила, что сестричка примерно ее возраста, и еще – она, кажется, чем-то напугана. Нехорошее предчувствие кольнуло в сердце.

Через пару минут к Наде подошел молодой доктор. На ходу он вытирал губы платком. Медсестра следовала за ним на три шага сзади.

– Вы к Митрофановой? – строго спросил врач.

– Да, – пролепетала Надя.

– А кто вы ей?

– Я ее дочь.

– Дочь… – протянул он. – А зовут вас?..

– Надя. Надя Митрофанова.

– Мне очень жаль, Надя… – проговорил доктор, глядя в сторону. А медсестра, наоборот, жадно всматривалась в лицо Нади. – Мне очень жаль, – повторил врач, – но мама ваша скончалась. Сегодня, в половине первого дня.

Надя молчала. Она не понимала ничего.

– Поверьте, мы делали все возможное, – продолжил врач. – Но… Но характер и тяжесть травм, которые она получила, оказались несовместимы с жизнью…

Надя вдруг почувствовала, что куда-то уплывает. Так однажды было с ней в Сочи – давно. Когда она очнулась, рядом с ней сидела тогда мама, отирала ей лоб ледяным платком и говорила: “Это солнечный удар, дочка, солнечный удар…"

– Надя! – тут резко прикрикнул на нее доктор.

– Да? – безвольно отозвалась она.

– Мама ваша не страдала, – проговорил врач. – И в сознание не приходила. Она умерла спокойно… Лена! – рявкнул врач, обращаясь теперь к медсестре. – Стул принеси! И спиритус аммони .

То же самое время

Какое странное задание. Можно даже сказать – забавное. Семь человек. По нарастающей, один сложнее другого. Номер два пребывал в Латинской Америке. Командировку туда Седов счел нецелесообразной. Тем более что номер два ожидался прибытием через четыре дня. Номер три – перешел на нелегальное положение, его местонахождение выяснялось.

Хорошо б еще, чтобы он сам, Седов, понимал, а чем они, все семеро, между собой связаны… Не очень-то приятно играть втемную. Играть практически за болвана.

Даже за такие большие бабки – все равно такая игра неприятна. И опасна.

Но не спрашивать же хозяина: а в чем дело? За что ему платят так не кисло? Отчасти – за высокий профессионализм. И за то, что у него никогда, тьфу-тьфу, не было сбоев. А еще потому, что он никогда не задает вопросов. (И уж тем более – никому и никогда не даст ответов – если его вдруг начнут спрашивать.) А понять – все равно было бы интересно. Может, если он поймет, он сумеет сыграть в свою игру? Или однажды просто намекнет хозяину: я, мол, знаю, что к чему. И благодаря этому увеличит сумму? Получит больше денег.