Возможно, в этом доме просто строго соблюдают пост?

В половине второго я поставила на поднос тарелки, положила ложки, нарезанный ломтями серый хлеб и понесла всё это наверх, в столовую.

Заглянув по дороге в гостиную, я увидела согнутые спины близнецов — они что-то писали в тетрадях под диктовку незнакомого мне молодого человека в сером поношенном сюртуке.

Ванесса сидела в кресле и читала книгу. Вряд ли это были любовные романы, потому что вид у девушки был до оскомины кислый, и она то и дело зевала украдкой.

— Вы дочитали главу, барышня? — спросил молодой человек, пока близнецы, высунув языки от усердия, дописывали последние слова.

— Да, — ответила Ванесса таким несчастным тоном, словно это она перемыла половину дома.

— Прошу вас пересказать вкратце… — молодой человек заложил руки за спину и с полупоклоном подошел к девушке.

«Учитель», — поняла я и на цыпочках отошла от двери, не мешая занятиям.

Потом я заправила капусту маслом, морщась от резкого запаха, выложила кашу в глубокую миску и ровно в два понесла всё наверх.

— Пора обедать, — позвала я близнецов и Ванессу.

Молодой человек обернулся и поклонился мне, застенчиво улыбаясь. Лицо у него было очень приятным — с тонкими правильными чертами, но больше всего подкупало его открытое и приветливое выражение. Глаза у юноши были голубые, волосы — светлые, а брови и ресницы, наоборот, очень темные. Больше всего ему подошло бы петь в церковном хоре рождественские песни, изображая ангела.

— Пообедаете с нами, мастер? — спросила я с некоторым сомнением, потому что пригласить гостя на такую постную трапезу казалось мне неудобным.

— Могу я узнать, кто вы? — не удержался он от вопроса. — Я не видел вас раньше. Вы — родственница господина де Синда?

— Она — служанка, — заявила Ванесса. — Умоляю вас, мастер Берт! Какая ещё родственница?

— Вы?.. — учитель потерял дар речи, изумленно вскинув брови и хлопая своими ангельскими темными ресницами.

— Я, — подтвердила я, не удержавшись от улыбки, и сделала книксен. — Всего лишь служанка, мастер. Так вы пообедаете с нами?

Но молодой человек избавил меня от неловкости, заверив, что уже уходит, благодарен за приглашение, но торопится к другому ученику.

— Вот и торопитесь, — Ванесса со стуком захлопнула книгу. — И больше не приносите мне таких скучных книг. Их можно читать только перед сном — сразу начинаешь клевать носом!

Она поднялась из кресла и сунула книгу в руки опешившему юноше.

— Всего доброго, мастер Берт, — сказала она с нажимом. — Поторопитесь, а то опоздаете к другим ученикам.

Ванесса вышла гордо, как каравелла, а мне только и оставалось, что пожать плечами и сказать юноше, который, прижимая к груди книгу, с тоской и обидой смотрел «каравелле» вслед:

— Не принимайте близко к сердцу. Сегодня у нас к столу квашеная капуста. Это всем портит настроение.

Отпрыски де Синдов совсем не обрадовались, когда увидели, что приготовлено на обед. Ванесса сморщила нос, Эйбел от души обругал и капусту, и кашу, заявив, что такими помоями не кормят даже арестантов в королевской тюрьме. Нейтон помрачнел, как туча, и мрачно вгрызся в ломоть хлеба, даже не притронувшись к ложке, и принялся ворчать, что капуста воняет. Близнецы, воспользовавшись тем, что я отвернулась, вывалили содержимое своих тарелок в чашку Черити, которая тут же возмущенно завопила.

— Прекрати кричать! — одернула её Ванесса. — От тебя уже голова болит!

— Не буду есть эту гадость, — ответила Черити, хмуря брови. — Мертин — хитренькие!

Какой Мертин? Где она увидела Мертина?

Я была совершенно задергана, подавая к столу то воду, то ячменный чай, принося чистые ложки и вилки взамен упавших на пол — и справедливо полагала, что падают столовые приборы вовсе не случайно. А тут ещё Черити со своим Мертином, и Эйбел, всё время норовивший ухватить меня за юбку, когда я проходила мимо.

В конце концов, Ванесса бросила ложку на стол и заявила:

— Обед был отвратительный. Так и скажу тётушке, когда она вернётся.

— Мне очень жаль, барышня… — начала я, но Эйбел перебил.

— Да брось ты, сестрёнка, — сказал он вальяжно, — будто вчера и позавчера нас кормили вкуснее, — и он подмигнул мне, словно невзначай проведя пальцем по губам.

Сразу видно — избалованный, настырный, невоспитанный юнец. Я не прониклась его защитой и начала молча собирать тарелки со стола. Дети разбежались, Ванесса гордо удалилась, и только Эйбел и Нейтон сидели за столом. Эйбел развалился на стуле, лениво поглядывая на меня из-под ресниц, а Нейтон хмуро догрызал корку. Я подумала, что он не уходит, потому что не желает оставлять меня наедине со старшим братом. Судя по взглядам, которые бросал на меня мастер Нейтон, я ему совсем не нравилась. Вряд ли он остался, чтобы заступиться за меня, если Эйбел начнёт ухаживать. Возможно, беспокоится за брата? Чтобы служанка его не соблазнила, такого влюбчивого? Отчего-то я была уверена, что Эйбел-Рэйбел не одну меня удостоил своим вниманием.

— Могу я спросить… — сказала я, стараясь не замечать слишком явной симпатии одного и неприязни другого.

— Говори, — тут же поставил локти на стол Эйбел, подперев голову и расплывшись в улыбке.

— Признаться, даже в моём монастыре так строго не соблюдали пост, — начала я осторожно вызнавать порядки этого дома. — А здесь — маленькие дети… Разве им не полагается послабление?

— А что, перед Богом мы делимся на маленьких и больших? — съязвил Нейтон. — Перед Богом все равны, и все должны соблюдать правила!

— Да погоди ты, — добродушно одёрнул его брат и сказал мне, состроив жалобную физиономию: — Отец и тётя у нас такие правильные — просто до оскомины…

Нейтон свирепо дёрнулся, но Эйбел только расхохотался и продолжал:

— Поэтому мы лопаем эту отвратительную кашу и эту мерзкую капусту. Для поддержания духовных сил. Но если хочешь, могу сводить тебя в одно чудное местечко, там даже в пост можно отлично поесть…

— Вот я всё расскажу отцу! — вспылил Нейтон вскакивая. — И донесу на этого гада Вилсона! Чтобы не торговал мясом в пост!

— Что ты так разволновался? — Эйбел и бровью не повел. — И с чего решил, что Вилсон продает мясо? Всего-то раковые шейки.

— Ага, ага! — презрительно скривился Нейтон.

— С вашего позволения, мне ещё отнести обед Логану, — я забрала поднос и поскорее ушла, чтобы не присутствовать при ссоре братьев.

Голос Нейтона — недовольный, ломающийся — был слышан даже на первом этаже. Значит, мастер Нейтон — поборник нравственности. И свято уверен, что и его отец — такой же.

— Ага, ага, — прошептала я сама себе, невольно вспомнив последнюю встречу с господином де Синдом.