Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В походах нам уютнее, чем дома, – вставляет Хоуп.
– За последние три года мы повстречали четырех медведей, но нас так и не съели.
– А еще, – завершает Мими, – мы никогда – ни разу! – не были на школьной дискотеке.
– Почему? – спрашиваю я.
– Мы вместо этого ходим в походы, – поясняет Хоуп. – Так повелось еще с бала выпускников в девятом классе. Правда, тогда нас не отпустили одних, и родители Трэвиса поставили палатку в паре участков от нас и приходили нас проведать каждые несколько часов.
– Это мило, – говорю я.
Мими добавляет:
– А однажды, в десятом классе, мы разбили лагерь во дворе у Хоуп.
– Это была вынужденная мера, – поясняет Хоуп. – Никто из родителей не был готов идти в поход в декабре.
– Ты рыбу любишь? – спрашивает Трэвис. – Мы готовим форель в честь нашего учителя.
– Серьезно?
– Ну, вообще-то мы всегда жарим на костре форель, но на этот раз в этом есть особый смысл.
– Плохие новости на алкогольном фронте, – говорит Хоуп, расстегивая один из рюкзаков. – Удалось раздобыть только одну бутылку, да и в той на донышке.
Трэвис изучает этикетку.
– Бурбон.
– В походах я предпочитаю чай, – говорит Мими, поднимая кружку.
– А ты взяла с собой чай?
– Тут мята повсюду растет, – поясняет Мими.
– Так ты что, просто нарвала мяты и бросила в чашку? – спрашивает Трэвис.
– Ну да.
– Гадость какая.
– Почему это? Я всегда так делаю. С чего это ты взял, что мятный чай – гадость?
– Но это же разве чай? – возражает Трэвис. – В моем понимании, чай – это сушеные листья.
Мими качает головой, широко распахивает глаза и смотрит в чашку.
– А мы даже в интернете посмотреть не можем! – говорит Хоуп.
– Возможно, мы так и не узнаем правды, – говорит Трэвис.
– А я хочу попробовать, – говорю я. – Твой чай.
Мими смотрит на меня:
– Значит, ты на моей стороне?
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
– Вот попробую, и узнаем.
Она встает, ставит кружку на стул и идет по тропинке к кустику мяты. Я смотрю, как она срывает стебелек.
Наливает в жестяной чайник воду из бутылки и ставит его на огонь.
– А кружка у тебя есть? – спрашивает она. Я качаю головой.
Она заходит в палатку и через несколько секунд появляется с зеленой кружкой в руках. Я не могу удержаться от мысли о том, сколько раз ее губы касались края этой кружки. А теперь коснутся и мои. Она бросает на донышко мяту, которую сорвала для меня, заливает горячей водой и протягивает мне.
– Подожди пару минут, пусть заварится.
– Я тут подумала, – говорит Хоуп после ужина. – Насчет твоей татуировки. Если ты все-таки решишься, сделай тогда еще одну – на другой руке, с надписью «начало любви». И в зависимости от того, с какой стороны читать – справа налево или слева направо, – будет получаться, что любовь началась, а потом кончилась, либо что любовь кончилась, а теперь начнется снова.
Костер ярко пылает, освещая их лица.
– Но я думала, что любовь должна быть вечной, – возражаю я.
Трэвис вздыхает.
– Еще одна сказочка из тех, которыми нас пичкают в детстве. Ну, с другой стороны, они хотя бы счастливы.
– Ничего они не счастливы, – возражаю я. – Они просто вычеркнули свое прошлое.
Был один случай в январе прошлого года. Но мы с мамой делаем вид, что его не было. Праздники тогда состояли сплошь из стрессов и переездов. Всю дорогу до Портленда, куда мы всегда ездим на Рождество, мое сердце переполняло нетерпение: я собиралась открыться своим двоюродным братьям и сестрам, тете с дядей и бабушке. Я знала, что кто-нибудь непременно спросит меня, есть ли у меня парень – они каждый год это делают. И на этот раз я собиралась не просто ответить «нет». Меня так поглотили эти мысли, что я едва замечала, как враждебно настроены друг к другу родители. Я обратила на это внимание лишь по дороге домой, когда у меня в голове прояснилось. Они прожили вместе большую часть января, но дом превратился в минное поле: один неверный шаг, и к потолку полетят осколки снарядов или гостиную заполнит ядовитый газ.
В конце месяца папа переехал к своему другу в соседний город. Однажды я допоздна делала уроки, старалась сосредоточиться и решила, что дело пойдет лучше, если перекусить.
Мама сидела одна за кухонным столом.
– Знаешь, – ни с того ни с сего сказала она, – то, что ты решила рассказать родственникам именно сейчас, отнюдь не упростило ситуацию. Я не говорю, что ты во всем виновата, между нами и раньше было не все гладко, но этот лишний стресс, да еще на Рождество…
Я рассказываю об этом ребятам.
Мими говорит:
– Надеюсь, ты сказала ей: «Мам, это бред какой-то».
– Нет, – говорю я. – Этого я не сказала.
– Ну, надеюсь, еще скажешь.
Она делает глоток чая. Я тоже.
– Надеюсь, скажешь в ближайшем будущем.
– В самом ближайшем, – добавляет Хоуп.
– Скажем, завтра вечером, – предлагает Трэвис. – Прямо с порога.
– Погодите-ка, – говорит Хоуп. – А может, прямо сейчас?
Она встает на цыпочки и принимается размахивать в воздухе телефоном, пытаясь поймать сигнал, но тут я говорю:
– Нет, не сейчас. Точно не сегодня.
Костер начинает затухать – все еще горит, но уже не так бойко, как раньше.
Мими подливает мне в кружку кипятка.
– Ну и как тебе? – спрашивает Трэвис.
– Что?
– Чай.
– Только честно, – предупреждает Мими.
– На вкус совсем как мятный чай.
Трэвис удивленно поднимает брови.
– Ну, как скажете.
Становится слишком холодно, чтобы и дальше сидеть на улице. Я достаю из упаковки зубную щетку, откручиваю крышку на мини-тюбике зубной пасты. И тут вижу, как Трэвис выходит из палатки Хоуп со спальным мешком и подушкой в руках.
– О нет, – говорю я, – я что, твое место заняла?
– Не парься, – отвечает он. – Так даже лучше. Она вечно ко мне пристает.
– Ой, да ну тебя, – возражает Хоуп. – Ты мне как брат.
Он забирается в спальный мешок.
Мими говорит ему:
– Я бы пригласила тебя к себе в палатку, но тогда тебе придется спать буквально на мне.
– Дорогуша, – говорит Трэвис, – ты же сама знаешь, что я не хочу всю ночь слушать твой храп.
Он застегивает мешок, забравшись в него до самых бровей.
– Не задохнись там, – предостерегает Мими. – Что мы без тебя будем делать.
– Ладно, – говорит Трэвис и с головой прячется в мешок.
– У тебя есть все, что нужно? – спрашивает Мими.
Она