подруги я все-таки пришла. На церемонии кто-то, произнося поздравительную речь, сказал, что им было суждено полюбить друг друга.

Суждено полюбить друг друга… «А ведь в моей жизни, – думала я, глядя на жениха и невесту, – едва ли когда-то случится такая любовь…»

Мне захотелось яблок, и я взяла одно из корзинки. Попыталась почистить его так же, как мама. Не получилось – кожура оборвалась. К моему удивлению, из глаз вдруг потекли слезы. Странно, я же не лук чищу. Надо же – заплакала из-за яблока! Я съела очищенный фрукт, продолжая плакать. Слезы падали на нержавеющую сталь мойки, перемежая плеском хруст яблока. Я так и стояла перед раковиной, кусая яблоко и плача.

* * *

Прихватив плотное пальто, я вышла из комнаты. Это ворсистое темно-зеленое пальто я носила уже много лет. Несмотря на поношенность, оно оставалось очень теплым.

Перестав плакать, я почувствовала, что мерзну еще сильнее. Яблоко я доела и поначалу просто дрожала от холода на месте, но скоро мне это надоело. А потому я переоделась в старенький, свободно сидящий красный свитер и коричневые шерстяные штаны, натянула теплые носки, надела спортивные ботинки на толстой подошве и перчатки и вышла на улицу.

В небе ярко сияли три звезды созвездия Ориона. Я бодрым шагом двинулась вперед по улице. Так я немного согрелась. Где-то залаяла собака, и на глазах снова выступили слезы. Мне уже скоро сорок, а веду себя как ребенок… Я шла, по-детски широко размахивая руками и пиная попадающиеся на пути пустые жестяные банки. Временами еще срывала сухие травинки, что росли у дороги.

Со стороны станции подъехали несколько велосипедистов. Один из них чуть не влетел в фонарный столб, за что сердито прикрикнул на меня. На моих глазах снова появились слезы. Мне захотелось сесть на траву и просто плакать, но было холодно, так что я решила этого не делать.

Вот уж правда – совсем как ребенок. Я стояла на автобусной остановке. Подождала минут десять, но автобуса все не было. Оказывается, последний автобус уже ушел. Я все больше погружалась в уныние. Пошагала на месте, чтобы согреться. Не получилось. Я прекрасно знаю, как в такие моменты согреваются взрослые. Но сейчас я – ребенок, а потому понятия не имею, как мне согреться.

Я пошла к станции. Привычная дорога теперь казалась какой-то чужой. Я словно окончательно вернулась в детство: сейчас я ощущала себя ребенком, который долго гулял, до самого заката, и теперь не узнает вроде бы знакомый путь домой.

– Учитель, – прошептала я, – я потерялась…

Но его рядом не было. Где же он?.. Кстати, а я ведь ему даже ни разу не звонила. Обычно мы встречались совершенно случайно и так же случайно шагали рядом, случайно приходили в бар и случайно садились пить. Бывало, мы не виделись и не разговаривали целый месяц.

Но в прошлом, если бы мы с любимым месяц не говорили и даже не виделись, я бы с ума сошла от беспокойства. А вдруг за это время он исчезнет, словно стертый с лица земли? Вдруг мы станем друг для друга совершенно чужими?..

С учителем мы видимся не так часто, что вполне логично – ведь мы даже не пара. Даже когда мы не видим друг друга, он не отдаляется. Учитель всегда остается учителем. И этой ночью он тоже обязательно где-то есть.

Мне становилось все грустнее, а потому я запела. Я начала было петь: «Как прекрасна весной Сумидагава…» – но эта песня совершенно не вязалась с холодной зимней погодой, так что я передумала, даже не допев. Я пыталась вспомнить хоть одну зимнюю песню, но ничего подходящего на ум не приходило. В итоге я затянула лыжную песенку: «Горы серебром блестят в утренних лучах…» Она не подходила к моему настроению, но других зимних песен я попросту не знала, а потому – пела, что вспомнилось.

Текст я помнила неплохо. Не только первый куплет, но и второй, и даже дальше, что меня немало удивило. Немного приободрившись, я продолжила петь, но концовку вспомнить не могла. Последний куплет я пропела почти целиком, оставалась одна-единственная строчка, но она никак не всплывала в памяти.

Я задумалась, стоя в темноте. Иногда мимо меня проходили люди, бредущие со станции. Они обходили меня и шагали дальше. Когда я начала тихо напевать третий куплет, прохожие стали обходить меня еще дальше.

Строчка никак не желала вспоминаться, и мне снова захотелось заплакать. Слезы текли сами собой, и ноги сами собой несли куда-то.

– Цукико, – позвал меня знакомый голос, но я даже не обернулась: я была уверена, что этот голос прозвучал у меня в голове. Не мог же учитель и в самом деле так вовремя появиться!.. – Цукико, – снова раздалось где-то рядом.

В этот раз я обернулась – и увидела учителя. Он стоял, как обычно выпрямившись, в тонком, но теплом на вид пальто и со своим обычным портфелем в руке.

– Учитель, что вы здесь делаете?

– Гуляю – ночь выдалась замечательная.

Я даже тайком ущипнула тыльную сторону ладони – уж очень хотелось убедиться, что вижу учителя наяву. Больно… Впервые в жизни я узнала, что люди и правда порой щипают себя, когда сомневаются в реальности происходящего.

– Учитель, – позвала я тихо, отойдя на несколько шагов.

– Цукико, – произнес он в ответ мое имя.

Какое-то время мы стояли друг против друга в темноте. Плакать больше не хотелось. Я почувствовала некоторое облегчение – теперь можно не бояться внезапно расплакаться у него на глазах. Плакать при учителе мне очень не хотелось бы – кто знает, что он потом мне наговорит.

– Цукико, последняя строчка песни: «Склоны зовут нас», – подсказал учитель. – Я знаю эту песню – когда-то и сам катался.

Мы шагали рядом, направляясь к станции.

– Бар Сатору по выходным не работает, – сообщила я, и учитель, не оборачиваясь, кивнул.

– Иногда можно и в другой бар сходить. К слову, получается, это наша первая встреча в этом году. С новым годом!

Мы зашли в забегаловку рядом с баром Сатору и сели, даже не снимая пальто. Я заказала пиво и одним махом осушила стакан.

– Что-то ты мне напоминаешь, – пристально посмотрел на меня учитель, выпивая свое пиво. – Но вот что именно?.. На языке крутится – а вспомнить не могу.

Я заказала вареный тофу, учитель – жареного желтохвоста.

– Точно, Рождество! – воскликнул он вдруг. – Зеленое пальто, красный свитер, коричневые брюки… Ты сейчас похожа на пихту.

– Только сейчас уже новый год, – улыбнулась я.

– Как провела Рождество? С любимым? – спросил