Это Фрейд. Это «Оно» из вашего подсознания, идеально маскирующееся под вас. Оно копирует вашу темную сущность, собирая информацию из вашего же собственного подсознания. Черный человек, темный человек, двойник, – он говорит вашими же словами, использует ваши образы и воспоминания… Не знакомы?

– С кем?

– С этой концепцией, естественно. Вы никогда не сможете понять, дьявол это или просто ваша темная сущность, ваша тень. Люди начинают сходить от этого с ума, происходит раздвоение личности. Кидаются в него чем попало. Чернильницами, чашками, пепельницами. А страдают зеркала. Это ужасно. Фильм «Никогда не разговаривай с незнакомцами» не смотрели? Посмотрите, очень интересное кино. Про темную сторону. Прямо как в «Сиянии».

– Я все же ничего не пойму. Пока Ваш поток сознания выдает ерунду, буду с вами честен. Какой Иван-дурак, какая поэма, какое раздвоение личности, какой черный человек? При чем здесь Черномазов? …Все не то…

– Подождите, я начинаю понимать. Иван Карамазов, кара значит черный. Это Достоевский. Черт влезает Ивану в подсознание и начинает его мучить. Это ужасно. Нельзя было смотреть в бездну, совесть начинает кричать от ужаса. Для неверующего человека это почти смертельно. Ведь вот, Иван в черта стаканом кинул, тот исчез. Можно расслабиться. А откуда тогда он узнал про то, что Смердяков повесился? А тут еще Алеша пристал. Ах как ты болен, как ты болен, ХЕРУВИМЧИК ты наш… А тут еще пытка полотенцем… Полотенце то, совсем на другом месте. И сухое! Неиспользованное!

– Повесился, говорите. Что потом?

– Погром на судебном заседании, поиски черта под столом в ресторане «Грибоедов». ну и так далее. Высказал участникам новогодней вечеринки все, что о них думал… На то ведь и «Горе от ума».

– И в чем проблема?

– Проблема в том, что в современном мире запрещено иметь совесть. Запрещено говорить правду, а тем более о ней кричать. Это заразно и некультурно. Система быстро уничтожает подобные вирусы и глюки. Она их изолирует, а затем стирает. Как тот нехороший отель из «Сияния».

– Мы сильно ушли в сторону… Я пожалуй пойду…

– Кто срезал веревки, тот и подвесил. Гвоздей на том кресте не было. Хоть и высоко.

– Что, что? Кто срезал? Кто убил?

– Кто?

– Фамилию видите?

– Ве, ве, во…, Вольф?

– Мне кажется, кто, кто, а Вольф ни в чем не виноват…

– Скажите, а Ваш герой ничего не говорил о великом Кесаре, об императоре? Если бы он ничего не говорил, то ограничился бы психиатрической лечебницей.

– Не исключено. Все как в романе «Граф Монте Кристо», где наивный паренек по ошибке схватил какую-то телеграммку. Бедняга был далек от политики, но сказал лишь одну неверную фразу. А этим тогда не шутили, заговор, однако…

– Синедрион, высшее заседание прямо во время крупного религиозного праздника тогда было?

– Именно тогда оно и было.

– Противостояние между Пилатом и Первосвященником? Сионистами? Было?

– Пожалуй, да.

– И Пилат не смог защитить невинного поэта?

– Зачем ему несчастный поэт?

– Ну, тогда его раздавили как клопа. Он был слишком знаменит и начал будоражить массы.

– Пилат отомстил им?

– Более чем. Но значительно позже.

– А не было ли у Вашего поэта близкого друга, который сопровождал его в психушку, а тот вдруг, ни с того, ни с сего взял да и обозвал его бездарностью? И это в благодарность за все…

– Его звали Вольф.

– И этот его друг, бездарность, хаживал к Карибскому пирату с бородкой-клином, хозяину адской кухни, демону, пораженному в голову? Там были деньги?

– Хаживал, это правда. И доверенность на получение денег тоже была.

– Я вижу. Я вижу! Это поэт с какой-то странной улыбкой, у него что-то с руками… А в конце было такое:. «Ну конечно же казни не было… Тебе почудилось… Клянусь!».

– Вы опять глючите, это же Безруков из фильма «Бригада» или из «Мастер и Маргарита».

– Все, поняла! Безруков, Безруков… Это же Есенин! Он смешался с Безруковым и его ролями. Отсюда вся путаница. Так уж устроена ноосфера, вначале она выдает то, что сразу под рукой.

– Да, это Есенин. Но если бы я разговаривал с компьютерной программой, да, нет, все было бы гораздо быстрее. Теперь мы можем перейти к сути вопроса?

* * *

– Да. В чем суть вопроса?

– Это было убийство или самоубийство?

– Знаете, это все равно, что обсуждать распятие Иисуса Христа, ведь Он об этом тоже знал. Значит никто не виноват? Он совершил самоубийство? Или гибель Федор Павловича Карамазова. Или гибель Берлиоза. Да, Воланд все ему рассказал. Но было ли это подстроено. или просто Воланд знал, что так будет, заранее, и ничего не сделал, чтобы его спасти. Вот в чем вопрос. Вот где вся соль.

– И все же, Вы уходите от ответа.

– О, нет, я никуда не ухожу. Вы не верите в Черного человека, в двойника? А между тем зря, тем более, что это известная личность в мексиканском оккультизме. Есенин не только написал поэму про своего двойника, разбил зеркало, но и кидался во сне на своих соседей по комнате… Но и это ерунда. Вы читали «Моцарт и Сальери»?

– Что, Моцарта тоже убил черный человек?

– Вот именно. Вы хорошо знаете поэму Пушкина? Моцарта мучает навязчивая идея. Какой-то черный человек несколько раз заходил к нему домой и заказал ему Реквием.

– Реквием?

– Да, реквием. Это от слова «покой». Моцарт реквием написал, но…

– Но.

– Сальери замучила зависть. Он всю жизнь жертвовал собой ради музыки, и ничего, кроме «ла-ла-ла-тарара», напоминающего алгебру. А Моцарт, этот Иван Бездомный от музыки, просто кутила, от бессонницы выдает гениальные вещи на раз!

"Где ж правота, когда священный дар,

Когда бессмертный гений – не в награду

Любви горящей, самоотверженья,

Трудов, усердия, молений послан —

А озаряет голову безумца,

Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!"

Каких-то бродяг, стариков домой таскает, пачкает их грязью искусство… Так и появились мысли о чаше с ядом. Хотя все продолжают думать, что гений и злодейство несовместимы.

– К чему все это? Вы хотите сказать, что Эрлих заболел болезнью Сальери?

– Я ничего не хочу сказать, нужно смотреть его воспоминания. Только помните, что речь шла о чаше дружбы, чаше с ядом для двоих, как в Ромео и Джульете. Просто Моцарт ее выпил один, всю. Вот одно из его произведений. Хотя давайте посмотрим.

* * *

Вторая встреча чере пару дней.

Открывает воспонимания Вольфа Эрлиха «Право на песнь», «Притча о цилиндрах»). Зачитывает.

«– Так-с… Хочешь притчу послушать?

– Сам сочинил?

– Ума хватит. Так вот! Жили-были