подумайте над моим предложением. – Он покачал указательным пальцем.

Соломон кивнул вместо сына и ответил:

– Мы подумаем, – и, обращаясь к Саймону, добавил: – Давай на площадку у главного фасада, к фонтану. Там тебя уже ожидают.

Молодой лоцман поморщился. Ох уж эти Семейные заморочки… Он представил многочисленную родню, всех этих братьев, сестер, кузин, кузенов, дядь, теть и прочую шушеру. Хорошо хоть мать встречать, скорее всего, не выйдет – она на последнем месяце, ей волноваться нельзя. А так бы еще и слезами полили. Фальшивыми, конечно, но… Бр-р-р. Что поделать, придется терпеть. Саймон собрался с духом и шагнул.

Реальность оказалась хуже ожиданий. Гораздо, гораздо хуже.

На широких, плоских ступенях толпилась чертова уйма народу – и все они как один были репортерами. Единственный свободный пятачок, куда с легким, едва слышным хлопком материализовался Фишер-младший, окружало кольцо охраны с носимыми силовыми щитами. Впрочем, какой-то вертлявый тип с хорячьими глазками умудрился нырнуть между фигурами в серых костюмах и, сопровождаемый репортажным миниботом, подскочил к Саймону.

– Скажите, вы ощущаете себя героем?

Сзади хлопнуло еще раз. Фишер-старший, по-хозяйски положив сыну руку на плечо, покровительственно бросил:

– Да куда же он денется. Герой и есть! Будущий глава Семьи…

Медленно, но верно закипая и чувствуя, как багровеют уши и скулы, «глава Семьи» развернулся и уставился в глаза. В когда-то ярко-синие, но потускневшие от времени «фишеровские» глаза, которые в данный момент искрились от удовольствия. Ну конечно же. Отец не упустил повода еще немножко приподнять престиж предприятия. С трудом сдерживаясь, Саймон прошипел:

– Я ощущаю себя, как un morceau de merde[31].

И снова шагнул. Наугад. Навскидку. Куда угодно, лишь бы подальше.

Глава 8

Есть такие уголки мира, время в которых словно остановилось.

Нет, конечно, речь не идет о бесплодных песках, океанских глубинах или молчаливых, стылых пещерах. Даже в этих, казалось бы, пустынях все равно продолжается то или иное копошение жизни, привнесенное туда ее вездесущими агентами – животными, растениями, грибами, микроорганизмами… Людьми.

Речь идет о таких местечках, где темпоральная петля проигрывает себя, будто антикварный, заезженный компакт-диск: снова и снова, по кругу, непрерывным и неизменным циклом. Ты знакомишься с подобными тихими заводями в детстве – и навсегда сохраняешь о них теплые, уютные, золотистые воспоминания. Потом опять попадаешь туда, будучи уже взрослым, умудренным, тертым и битым. Ходишь, смотришь. Не веришь глазам.

Все так же тикают на стене механические – честное слово, механические! – ходики, которым вторит по ночам жук-древоточец. Стол накрыт выцветшей, порезанной столовыми ножами скатертью, и ты даже помнишь, как сам проколупал вот эту конкретную дырку, пытаясь отвертеться от полезной, но крайне неприятной манной каши. В коридоре от веранды до столовой ты спотыкаешься об коробку со швейной машинкой – и знакомо потираешь знакомый синяк, поражаясь, насколько же ничего и никак в этом месте не изменилось.

Нет, перемены происходят. Всегда и везде. Ель возле крыльца подросла, и теперь ее нижние ветви утыкаются тебе чуть ли не прямо в лицо, стоит начать спускаться по ступенькам. Один из валунов, окружающих клумбу, лопнул пополам – видать, по трещинам просочилась вода, которая в суровую зиму замерзла и порвала камень. Соседские дети не зовут играть, а обращаются опасливо и уважительно, на «вы». И ты понимаешь: время тебя немножко обмануло. Но ты вроде как и сам рад обмануться.

Именно эти ощущения испытал Саймон, когда после своего спонтанного перехода очутился на смутно знакомом, перечеркнутом удлиняющимися тенями пляже. «Все верно, – мелькнула отстраненная мысль, – дома было раннее утро. А на Фиджи, значит, поздний вечер. Удачно попал».

На причале, окунавшем металлопластиковые опоры в расплавленную медь закатной дорожки, в плетеном кресле сидела смуглая старушка в панамке. Она что-то читала с планшета, который выглядел минимум раза в три старше ее самой. Залетный гость решил уточнить свое местоположение.

– Mbula[32]! – выкрикнул он, мучительно пытаясь освежить в памяти скудный словарный запас. – Vosoti au, vei au[33]…

– Да ты не хипеши, лоцман, – откликнулась бабуля, не отрываясь от чтения. – Я и на системном волоку.

Акцент в ее речи практически не ощущался. А вот Саймон почувствовал себя дураком, уже который раз за день. Нет, за утро. Нет, вечер же! Кстати, недурно было бы подремать – когда последний раз спал, сутки тому назад, дольше? Сдерживая накатившую от этих мыслей зевоту, он подошел ближе.

– А почему сразу лоцман?

Не ворчать в любимой манере оказалось сложно, но он почти сдержался. Старушка наконец отложила планшет и повернула к нему морщинистое, улыбчивое лицо.

– А кому сюда еще сваливаться с такой кислой рожей? Ну и хлопнуло немножко – я слышу-то неплохо для своих лет. А уж два и два складывать умею.

На самом деле акустическое сопровождение от перехода было едва слышным. Лоцманы инстинктивно контролировали баланс материи в том месте, куда шагали, – и это особенно нервировало ученых, изучавших феномен. Другой вопрос, что при переносе массы, превышавшей определенный предел, свой для каждого лоцмана, подобный контроль осложнялся. Поэтому корабли все же таскали за пределами атмосферы, чтобы не возникало катастрофических перепадов давления.

– А кроме того, тут один из ваших регулярно швартуется. Вы с ним похожи. Родня, что ли?

Саймон вскинулся:

– Подождите… Какой это остров?

– Моала, вестимо, – удивилась бабуля, поправив панамку. – Ты что же, не знал, куда прыгал?

Лоцман обругал себя последними словами. Хорош гусь! А если бы в море плюхнулся? Ну ладно в море, а если в скалу, на атомарном уровне? Хотя инстинкты сработали как надо – и, по ходу дела, довольно удачно. То-то пляж таким знакомым показался.

– Анджей Фишер, – уточнил горе-путешественник, показывая для убедительности ладонью на себя. – Мой дядя. Не подскажете, где он сейчас?

Старушка окинула его внимательным взглядом, пожевала губами.

– Вообще-то информацию о клиентах разглашать нельзя. Стандарты компании, да и по-человечески нехорошо. Но ты лоцман. И ты похож на своего дядю. А он хороший человек. – И, озвучив это парадоксальное наблюдение, смотрительница причала поколдовала над смартом. – Вот, лови карту. Там стоит метка на яхту. В гости?

– Ага, – обрадовался Саймон, чуть ли не впервые за последнее время. – Спасибо. Честно, очень помогли.

– Привет ему переда… – проворчала бабуля, но лоцман уже шагнул.

И чуть не врезался в широченную, густого шоколадного колера спину. Спина медленно обернулась и проревела:

– Ойя, Сэмми, малыш! Ты ж так угробишься!

«Малыш» сделал шаг назад, потер чуть было не расплющенный нос и честно признался:

– Ага. Что-то я сегодня лажаю.

Иясу Гэбрэ, двухметровый и широкоплечий амхарец, давний и верный