litbaza книги онлайнСовременная прозаМокко. Сердечная подруга - Татьяна де Ронэ

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 51
Перейти на страницу:

Мое сердце снова не выдержало – заколотилось в груди, словно пойманная птица. В висках застучало.

Я старался успокоиться, совладать со страхом, скрыть от окружающих бурю, разразившуюся у меня в душе. Я не мог оторвать от картины глаз. И вдруг понял, что испытываю при контакте с ней, что вселяет в меня такое волнение. Это был вовсе не страх перед сердечным приступом, это было… истинное наслаждение.

– Что с тобой? – спросил Матье.

Я обернулся к нему и улыбнулся:

– Тебе приходилось видеть что-либо прекраснее?

Мой голос прозвучал едва слышно и немного иначе, чем обычно.

Матье какое-то время молча смотрел на меня, потом схватил за руку и потянул к выходу.

Мое сердце уже успокоилось, совсем как после акта любви. Я же продолжал блаженно улыбаться.

* * *

В «Дочиоли» я взял в привычку записывать свои впечатления в купленную во Флоренции тетрадь. Записи мои не претендовали ни на ученость, ни на интеллектуальность – на это нужен талант, которым я не обладал. Я формулировал свои мысли посредством коротких, простых предложений. В последние несколько лет мне почти не приходилось писать – когда проводишь целые дни за компьютером, ручка начинает казаться атавизмом.

Я вновь открыл для себя удовольствие выводить на белой странице слова, прислушиваться к скрипу пера о бумагу, смотреть, как высыхают чернила, – совсем как школьник, склонившийся над письменной работой. Писал я тоже левой рукой, но меня это уже не удивляло. Я пришел к выводу, что родился левшой, а потом меня переучили.

В музее Жакмар-Андре я спросил у гида, есть ли в Париже другие картины Паоло Уччелло. Он ответил, что в Лувре, в крыле Денон, есть еще одно полотно.

Странная штука… Ноги сами привели меня к картине Уччелло, словно я заранее знал, где она находится, – в дальней части галереи, справа. Я издалека увидел ее, великолепную в своей угрюмости, с преобладанием оттенков серого и черного, – настоящий балет ощетинившихся бледных копий с вымпелами на концах.

И снова сражение! Движение здесь было не таким неуловимым, как на картине во Флоренции, но в целом это полотно показалось мне более богатым. В центре художник изобразил вставшую на дыбы черную лошадь в красно-золотой упряжи, в ярости выпучившую глаза и обнажившую желтоватые зубы. У сидящего на ней воина в вышитом берете лицо было грустным, как у святого мученика. Солдаты в доспехах, украшенных причудливыми перьями, на коричневых и белых лошадях, следовали за всадником в берете. Над ними простиралось черное, вселяющее тревогу небо. Каким чудом удалось художнику заставить взгляд зрителя скользить по ведущим к центру картины невидимым линиям, породить простоту внутри хаоса?

Как слепой кончиками пальцев прочитывает страницы на Брайле, так и мой взгляд приобрел способность воспринимать тактильно каждую мельчайшую деталь полотна: раздутые щеки трубящего в горн солдата, похожий на паутину узор на щите, нервюры на хромированном нагруднике, изображенного на алом штандарте единорога с кудрявой гривой… Приблизившись к полотну, я изучал его текстуру, деликатную полихромию нанесенных друг на друга слоев краски, придававшую картине рельефность (она казалась нарисованной на рыхлом алебастре).

Мне показалось, будто я прекрасно знаком с этим полотном, – настолько легко и быстро я им насытился. И пусть лессировка, золотистые и серебристые лаки и водосодержащее краски больше не имели от меня секретов, я знал, что они никогда не перестанут порождать волнение в моей душе.

Мои глаза видели изначальный замысел художника, как рентгеновские лучи просвечивают тело. Я воспринимал утонченность его таланта, его ритм, формируемый фрагментированными промежутками, геометрическими формами, новыми объемами.

У меня появилось ощущение, что я все знаю об Уччелло, – о его любви к тишине, его интуитивном восприятии линий, его одержимости перспективой. И еще я знал, что внутри него жило глубочайшее противоречие: он разрывался между стремлением к точности и своей богатейшей фантазией. Из этого дуализма и рождалась характеризующая его манеру поэзия, которая нашла отклик в моем сердце. Оно билось, переполненное тем же удовольствием, тем же счастьем, которое я испытал перед картиной «Святой Георгий с драконом».

Я повернулся и пошел к выходу. В голове моей роились вопросы. Трижды мое сердце выдавало такую странную реакцию, и все три раза – перед произведениями Паоло Уччелло. Почему? Что это могло означать? Что со мной происходит? Пришла пора разрешить эту загадку. Но с чего начать?

Не мешкая, я отправился в музей Орсэ, на другой берег Сены. Сколь оригинальными и прогрессивными ни были бы полотна импрессионистов, мое сердце осталось к ним безучастным. На следующий день я посетил центр Жоржа Помпиду, музей Современного искусства, музей Пикассо – и все напрасно.

Несколько дней спустя я вернулся в Лувр. Загадочная улыбка Джоконды не произвела на меня ни малейшего впечатления. Некоторые картины мне понравились, к примеру, «Мученичество святых Космы и Дамиана» Фра Анжелико и «Кондотьер» Антонелло да Мессина.

Но когда мой взгляд остановился на «Битве» Уччелло, сердце вновь забилось в радостном исступлении, которое я уже научился распознавать.

Это было похоже на головоломку-пазл: у меня имелось несколько разрозненных фрагментов, которые нужно было соединить, чтобы понять происходящее, сделать правдоподобным то невероятное, что со мной произошло.

Покидая Лувр, я уже знал, что нужно сделать.

* * *

Секретаря профессора Берже ле Гоффа звали Жозефина. Когда она вставала со своего места и направлялась в кабинет начальника, все собравшиеся в приемной мужчины начинали пялиться на ее красивые ножки, слишком часто скрываемые столом.

У Жозефины была походка балерины – носочки врозь, поясница напряжена, плечи расправлены, подбородок горделиво приподнят… Казалось, ничто в мире не может испортить ей настроение – ни требовательность профессора, ни его поручения, временами довольно-таки неприятные. Для многих в больнице – этом царстве серьезности и тишины, куда я не мог войти без содрогания, – ее улыбка была словно лучик света.

– Сегодня утром профессор пришел позже обычного, – объявила Жозефина.

В приемной я был один. На ней был коротенький, выше колена, белый медицинский халат. Обычно Жозефина носила колготки телесного цвета и босоножки без каблуков, но сегодня предпочла им туфли-лодочки на высоких каблуках, в которых ее ножки в черных чулках казались еще длиннее. Мой удивленный взгляд ее позабавил.

– Сегодня вечером после работы у меня свидание, – шепнула она мне.

Я сидел и смотрел, как она отвечает на телефонные звонки, делает пометки в ежедневнике. Мне нравилось, как она откидывает рукой волосы от лица, как искренне улыбается, показывая красивые зубки. Только теперь я заметил, что она не носит обручальное кольцо.

Зазвенел телефон. Профессор попросил ее принести историю болезни пациента. Повесив трубку, Жозефина открыла ящик стола, вынула картонную папку и направилась в соседнюю комнату. Я смотрел на ее ножки с похотливостью волка из мультиков Текса Эйвери.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 51
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?