шел к концу, когда к Хельги подошла пожилая служанка и велела встать из-за стола и следовать за ней.

– Куда? Зачем?

На эти вопросы служанка не ответила.

Привели его в горницу и тут же заперли дверь снаружи.

Через некоторое время дверь отворилась и вошла Аса.

– Мне о тебе рассказывали, – сказала она. – Говорят, ты осиротел и у тебя нет отца.

– Меня воспитал конунг Эйвинд. Он называет меня своим сыном, – ответил Хельги.

– Не смеши меня. Какой он тебе отец! – сказала Аса.

Хельги не знал, что на это ответить. Аса же заперла дверь изнутри и сказала:

– Этой ночью будешь спать со мной. Нам надо с тобой познакомиться.

– Как вам будет угодно, – ответил Хельги.

Хельги в ту пору едва исполнилось восемнадцать. Асе было сорок семь, но выглядела она моложе. На ней было красное платье, а на платье богатые украшения. Сверху на ней была пурпурная накидка, донизу отороченная кружевом. Волосы у нее были не длинные, но густые и красивые.

Постель, на которую они легли, была с пологом из драгоценной ткани и с роскошными покрывалами. Когда Хельги разделся и лег, Аса наполнила его кубок заморским вином, которое редко подавали за столом у Эйвинда конунга.

Наутро Аса сказала:

– Ну вот, познакомились. Попробуем теперь подружиться.

– Как вам будет угодно, – снова сказал Хельги.

– Завтра утром я возвращаюсь в Харальдстадир. Мне угодно, чтобы ты поехал со мной, – сказала Аса.

Хельги возразил, что конунг Эйвинд послал его к Северным островам.

– Это он для тебя конунг. А для меня – послушный слуга, – сказала Аса.

– Но он дал мне людей и корабль, – продолжал возражать Хельги.

– Я дам тебе столько кораблей, сколько тебе понадобится, – говорит Аса.

– Но на причале меня ждут друзья.

– Возьми с собой тех, без кого не можешь обойтись, а остальные пусть выполняют приказ этого Эйвинда.

– Как вам будет угодно, – еще раз повторил Хельги.

– Матери у тебя тоже нет, – сказала Аса, разглядывая Хельги. – Люблю сирот. С юных лет сама сирота.

Она отперла дверь и велела служанке, той самой, которая привела Хельги в горницу:

– Скажи тем, кто нас видел, что им не поздоровится, если они не будут держать язык за зубами.

Тут они расстались. И Хельги пошел к кораблю.

У Рафна от удивления, что называется, глаза на лоб полезли, когда он узнал, что Хельги приказано остаться в Агдире и главным вместо себя назначить его, Рафна.

С Хельги не захотели расстаться Вестейн и Кари, а Флоки выразил желание продолжить плавание к Северным островам.

На следующий день Аса и Хельги отправились в Харальдстадир. Корабль у Асы был роскошный. Вытесанный из высокого, стройного дуба киль имел такую форму, что основной вес приходился на середину корабля, а заостренные концы киля облегчали скольжение по волнам. Шпангоут был сделан из твердого дуба и состоял из деревянных планок природной кривизны. Поверх шла обшивка из дубовых планок, оплетенных для пущей прочности веревками из еловых корней. Хельги уже научился разбираться в боевых кораблях и по достоинству оценил работу корабельных мастеров.

Житие Руси

– Девочка наша, Русь, как мы сказали, родилась в середине девятого века от Рождества Христова, – начал Профессор, глядя на Ведущего и к нему одному обращаясь. – Как у всякого живого существа, у нее были родители. Отцом ее был норманн, не важно какой – швед, норвежец или датчанин. Мать была смешанных кровей: наполовину финно-угорка, а другой половиной – словенка. От батюшки, норманна – или варяга, если вам так будет понятнее, – девочка унаследовала храбрость и воинственность. От матери – противоречивый букет: с одной стороны, словенские творческое вдохновение и лицедейское свободолюбие, а с другой – угорские трудолюбие и поразительное терпение. И сразу должен отметить, что эти три базовые и такие разные крови – норманнская, словенская и угорская – будут постоянно спорить друг с другом, искушая, дергая нашу героиню в разные стороны, иногда прямо противоположные.

Профессор грустно вздохнул. Ведущий воспользовался паузой, чтобы спросить у Драйвера:

– Ни разу не клюнуло?

Петрович за рулем катера покачал головой, буркнул себе под нос что-то угорское и не потрудился перевести.

Трулль достал из шкафчика бутылку пива, ловко откупорил ее и услужливо протянул Профессору. Увлеченный мыслями, Андрей Владимирович машинально принял бутылку из рук телезвезды и, не поблагодарив, продолжал:

– Историки и раньше, и до сих пор спорят, можно ли всерьез относиться к нашей древней истории. А мы с вами давайте так скажем: не важно, что нам другие люди рассказывают, а то судьбоносно и важно, что мы сами в памяти сердца своего сохранили. И что в этих воспоминаниях главное! Полагаю, почти все со мной согласятся, что в первое десятилетие жизни девочки Руси таким главным и судьбоносным событием-воспоминанием было ее крещение. Крестилась она в семилетнем возрасте и, вне всякого сомнения, сердцем, потому что крестителем был один из первых русских святых, святой князь Владимир. И в Сердце сразу два таинства совершились: крещение и венчание с Ним, Истинным ее Женихом – Спасителем и Владыкой! А крестной была Богородица.

– Ну вы даете, профессор! Вы еще и поэт! – не удержался Петрович.

Сенявин даже не глянул в его сторону и продолжал:

– Однако Плоть Руси, от отца и матери унаследованная, была слишком языческой. К тому же еще до крещения, после того как Хельги-Олег подчинил себе Кенугард-Киев, началось чудовищное смешение кровей. Ведь Киев был своего рода отстоем Великого переселения народов. Веками Азия двигалась в Европу, и чуть ли не каждое племя, вернее, его пенные ошметки, отбрасывало и прибивало к Киеву, где они оседали и перемешивались… Американцы называют себя melting pot – «плавильным котлом». Но по сравнению с нашим котлищем у них, господа, котелок, кастрюлька, почти новенькая!

– «Кастрюлька» у американцев! Браво, профессор! – теперь Ведущий не удержался. Сенявин же невозмутимо вещал:

– Взрослого Разумения у девочки, ясное дело, не было, и различные желания толкали ее в разные стороны. Историки называют это княжеской междоусобицей. Душа Руси металась между севером и югом, между Новгородом, Киевом и Владимиром и еще сильнее – между чистым христианским Сердцем и взрослеющей Плотью, наливавшейся земляной языческой силой. С биологической точки зрения дело, по сути, обычное; с такой-то гремучей наследственностью! И девица уж больно приметная и желанная. Многие на нее стали заглядываться, разные женихи стали являться и притязать. Шведа и германца Русь наша без труда отохотила. Но с Востока нагрянул Хан, сладить с которым тогда даже китайские императоры не могли. Хан ее, сладкую и разнузданную, сначала изнасиловал, а затем взнуздал и сделал своей наложницей.

Сенявин поднялся, взял из шкафчика стакан, налил в него