litbaza книги онлайнВоенныеСотрудник гестапо - Генрих Гофман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 72
Перейти на страницу:

— Надеюсь, общество моего Гараса доставит вам истинное удовольствие. Нет-нет! Не волнуйтесь. Гарас исключительно деликатен. Он постарается не замечать вашего присутствия. Садитесь и работайте спокойно. Гарас не сделает вам ничего плохого до тех пор, пока вы не попытаетесь выйти отсюда. До моего возвращения вам придется провести время в этом кабинете.

— Слушаюсь, господин фельдполицайсекретарь! Я обещаю не покусать вашу собаку.

— О-о! Мне нравится ваш юмор, господин Дубровский. Я ценю веселых людей. Среди русских это такая редкость.

За окном послышался шум работающего мотора, шуршание шин по шлаковой дорожке.

— Это, кажется, мой «мерседес». Итак, желаю найти общий язык с Гарасом, господин Дубровский. Это пойдет вам только на пользу.

Через минуту хлопнула дверь автомобиля, мотор взревел на больших оборотах, и зашелестели шины. Вскоре лишь медленные шаги часового доносились со двора тайной полевой полиции.

Оторвав от окна взгляд, Леонид опустился на стул, посмотрел на собаку. Гарас неотрывно следил за каждым его движением. Склонив голову набок, полуоткрыв пасть, он изучающе поглядывал на него, будто ожидая дальнейших распоряжений.

Леонид придвинул поближе стопку бумаги, принялся писать автобиографию, припоминая версию о трагической гибели отца от руки чекистов, о безрадостной жизни в Советской России.

Закончена очередная фраза, поставлена точка. Леонид задумался. В памяти возник образ матери. В детстве она часто рассказывала ему об отце. С ее слов Леонид знал, что отец сражался на фронтах гражданской войны, был комиссаром и трагически погиб в борьбе с белополяками. Всю жизнь он гордился отцом, не раз клялся быть достойным его подвигов. И вот на тебе… Приходится изворачиваться, придумывать небылицы о жестокости большевиков, о расстрелянном отце, о жажде мести.

Леонид отложил в сторону ручку, оперся локтем о стол, обхватил голову руками. «Ничего, ничего, — успокаивал он себя. — Все это надо для пользы дела. Я обязан усыпить их бдительность. Обязан войти в доверие. Иначе грош цена всей моей деятельности».

Успокоившись, он заставил себя дописать автобиографию. Перечитал ее от начала до конца. Все выглядело довольно убедительно, и, главное, эта автобиография не отличалась от той, которую он писал уже однажды у немцев, работая переводчиком в Чернышковской комендатуре.

Обдумывая, с чего бы начать расписку о неразглашении тайны, Леонид обратил внимание на то, что один из ящиков письменного стола немножечко приоткрыт. Рука невольно потянулась туда, к металлической ручке, и Леонид выдвинул ящик наполовину. Довольно громкое, но незлобное рычание напомнило ему о собаке. Отдернув руку, он посмотрел на Гараса. Тот продолжал лежать в прежней позе, положив голову на вытянутые передние лапы, и пристально наблюдал за каждым его движением.

Леонид заглянул в ящик. Там, разложенные с немецкой аккуратностью, лежали стопка чистой бумаги, несколько остро отточенных карандашей, самопишущая ручка, коробка со скрепками, две небольшие обоймы с патронами и маленький пистолет «вальтер».

«Забыл или доверяет? А может быть, оставил специально, чтобы проверить? — И Леонид вновь обратил внимание на то, как подчеркнуто аккуратно размещены все эти вещи в ящике стола. — Конечно же проверяет. И видимо, это только начало. Впереди еще много различных проверок. Надо ухо держать востро, тут недолго и оступиться. А расплата одна — жизнь, — вспомнил он слова капитана Потапова и подумал: — А как бы поступил капитан, если бы оказался сейчас на моем месте, за этим письменным столом?»

Леонид неторопливо протянул руку к другому ящику и, не спуская глаз с Гараса, попробовал потянуть за ручку. И второй ящик оказался незапертым. В нем, одна на другой, лежали папки с протоколами допросов. Леонид не стал брать их в руки. Он лишь приподнял верхнюю и, убедившись, что под ней точно такая же, плотно задвинул ящик.

Когда клятва на верность фюреру и великой Германии и расписка о неразглашении тайны были готовы, Леонид посмотрел на часы. До возвращения Рунцхаймера оставалось еще двадцать минут. Внимание его привлек настольный календарь. На листке значилось двадцать седьмое апреля.

«Ровно месяц прошел с того дня, когда мы с Пятеркиным перешли линию фронта, — вспомнил Леонид. — Ровно месяц. Где теперь Виктор? Если дошел до Потапова, то должен уже вернуться к сестрам Самарским в Малоивановку. А от них узнает, что я арестован и… с этим известием вернется к Потапову. Да, все это малоутешительно. Надо как-то известить Самарских, что я здесь, в Кадиевке. А как? Найти подходящего человека, чтобы отправить его в Малоивановку, не так-то просто. На это может уйти много времени. Пожалуй, и сейчас уже поздно. Пятеркин мог не дождаться и вернуться к Потапову. Постой-ка, постой-ка… А что, если написать Самарским письмо и отправить его обычной почтой? Ведь никаких секретов передавать не надо. Напишу, что жив и здоров, работаю в Кадиевке, сообщу адрес. Простое, дружеское письмо к людям, с которыми познакомился во время своих скитаний. Даже немецкий цензор не заподозрит. Но зато для Пятеркина будет ясно, что я на свободе, работаю в Кадиевке. Ход верный. И не грозит никакими последствиями».

Леонид торопливо взял ручку и написал коротенькое письмо сестрам Самарским. Листок он сложил вчетверо, спрятал его в карман, рассчитывая отправить при первой же возможности. Стрелки часов показывали без десяти минут одиннадцать, когда Гарас вскочил со своей подстилки, подбежал к двери и уселся возле нее, поглядывая то на Леонида, то на закрытую дверь. Прошла минута-другая, а Гарас все продолжал терпеливо сидеть у двери, время от времени повиливая приветливо хвостом. Леонид машинально начал переворачивать назад листочки календаря. На одном из них он обратил внимание на лаконичную запись: «Сгорел маслозавод. На месте пожара обнаружен труп господина Меса. Голова пробита тупым предметом. Вероятно, диверсия».

Едва Леонид успел прочесть эту запись, как Гарас поднялся на задние лапы, уперся передними в дверь и, распахнув ее настежь, улегся возле порога. С улицы послышался рокот автомобильного мотора, и «мерседес» Рунцхаймера остановился против окна.

«Вероятно, диверсия, — повторил шепотом Леонид. — Быть может, здесь, в Кадиевке, действуют советские патриоты? — подумал он. — Наде попытаться установить с ними связь». Сердце учащенно забилось. Он водворил страницы календаря в прежнее положение и приготовился к встрече своего шефа.

4

Виктор Пятеркин пролежал в походном госпитале шесть, дней. На молодом теле рана затягивалась быстро. Через четыре дня после ранения Виктор уже ходил, помогал сестрам ухаживать за ранеными, читал им из газет сводки Советского информбюро.

За это время капитан Потапов дважды приезжал в госпиталь и подолгу беседовал с Виктором, выясняя мельчавшее подробности его путешествия по вражеской территории, уточняя маршруты следования гитлеровских войск, места скопления танков и другой техники, о которых в короткой записке доносил Дубровский.

Вскоре капитан Потапов приехал вновь и увез Виктора в санаторий фронта, разместившийся в сорока километрах от Ворошиловграда.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 72
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?