– Последнее время не так много, – возразил он. – Я подумал, все налаживается. Но причина была в том, что…

Он снова зарылся лицом в ладони.

– У нее кто-нибудь есть? – спросила Пип. – Кто-нибудь, с кем она…

Он качнулся вперед, словно всем телом отвечая: “Да”.

– О господи! Ужас. Просто ужас, Стивен. – Она прижалась лицом к его плечу. – Скажи, чем я могу помочь, – шепнула она в ситец его рубашки.

– Кое-чем можешь, – ответил он.

– Скажи, – попросила она и потерлась о рубашку лицом.

– Поговори с Рамоном.

Это вырвало ее из нереальности происходящего; напомнило, что она сидит, уткнувшись лицом в чужую рубашку. Пип убрала руки и буркнула:

– Черт.

– Вот именно.

– Что с ним теперь будет?

– Она все продумала, – сказал Стивен. – Всю свою жизнь наперед рассчитала, как корпоративный план. Она получит полные родительские права, а я получу посещения. Как будто за этим я его усыновил – чтобы навещать. У нее… – Он с трудом перевел дыхание. – У нее с директором пансионата.

– Господи Иисусе! Чудненько.

– Директор, похоже, дружит с архиепископом, а он может аннулировать наш брак. Да, чудненько. Рамона – в пансионат и чему-нибудь обучать, а она на досуге может по-быстрому сварганить троих ребятишек. Ничего планчик, да? И какой судья не отдаст родительские права матери, которая работает на полную ставку как раз в заведении для таких, как Рамон? Отличный план. И ты не поверишь, как она собой гордится, какая она праведница.

– Пожалуй, в это я поверить могу, – отважилась заметить Пип.

– Я очень люблю праведность, – дрожащим голосом продолжил Стивен. – И она действительно праведница. Она и вправду стремится к моральной цели. Я просто не хотел заводить троих детей.

И слава богу, подумала Пип.

– Рамон пока здесь? – спросила она.

– Завтра утром они с Винсентом его забирают. Судя по всему, они давно уже все спланировали, ждали только, пока освободится место. – Стивен покачал головой. – Я-то думал, Рамон спасет наш брак. Сын, которого мы оба любим, и неважно, что во всем остальном мы не сходимся.

– Ну… – сказала Пип с неудовольствием, видя, что его мыслями по-прежнему владеет Мари. – Ваш брак не первый, который не спасло наличие детей. Я сама, вероятно, родилась в таком браке.

Стивен повернулся к ней:

– Ты настоящий друг.

Она взяла его за руку и переплелась с ним пальцами, стараясь точно рассчитать силу пожатия.

– Да, я твой друг, – подтвердила она. Но сейчас, когда его рука так тесно касалась ее руки, тело Пип сердцебиением и частым дыханием давало понять, что ждет не дождется рук Стивена повсюду, сверху донизу… Сколько ждать – дни? Часы? Тело, как большой пес, рвалось с поводка ее разума. Она позволила себе уронить их сплетенные ладони на свое бедро – туда, где более всего хотела почувствовать его прикосновение, – и высвободила руку.

– Что ты сказал Рамону?

– Я не в силах. Так и сижу тут с тех пор, как она ушла.

– А он сидит в доме и ты ему ничего не сказал?

– Она ушла всего с полчаса назад. Он расстроится, если увидит, что я плачу. Ты бы как-нибудь его подготовила, а потом я постараюсь поговорить с ним разумно.

Слабоват, вспомнился ей приговор Аннагрет; но ее влечение к Стивену от этого меньше не стало. Мало того, она бы предпочла забыть на время о Рамоне, сидеть тут дальше, вплотную к Стивену, потому что если слабоват, то может и не устоять.

– А со мной ты не поговоришь? Потом, попозже, – попросила она. – Наедине. Мне это очень нужно.

– Конечно. В остальном ничего не изменилось, из дома нас никто не гонит. Дрейфус – настоящий бульдог. Так что об этом не беспокойся.

Хотя телу Пип было предельно ясно, что на самом деле изменилось все, ее разум готов был простить Стивену неспособность это увидеть: ведь его только-только бросила жена, с которой он прожил пятнадцать лет. Ее сердце по-прежнему колотилось; она встала и завела велосипед в дом. Дрейфус сидел в гостиной один – крутящееся шестиногое офисное кресло с помойки казалось под ним карликовым – и пощелкивал мышью общего компьютера.

– Где Рамон? – спросила Пип.

– У себя.

– Тебя, думаю, и спрашивать не стоит, знаешь ли ты, что тут происходит.

– Я в семейные дела не лезу, – прохладно ответил Дрейфус. Повернулся к Пип – ни дать ни взять толстый шестиногий паук. – Факты, однако, проверил. Пансионат святой Агнессы – лицензированное штатом заведение на тридцать шесть мест, открыт в восемьдесят четвертом году, получает хорошее освещение в прессе. Директор – Винсент Оливьери, вдовец, сорок семь лет, трое сыновей – кому за двадцать, кому немного меньше двадцати, магистерский диплом в Сан-Францисском университете штата Калифорния. Архиепископ Эванс посещал это заведение по меньшей мере дважды. Хочешь взглянуть на фото Эванса и Оливьери на крыльце пансионата?

– Дрейфус, ты хоть что-нибудь чувствуешь?

Он смотрел на Пип ровным взглядом.

– Чувствую, что Рамон будет получать всю необходимую ему заботу. Мне будет недоставать его дружеского присутствия, но по его видеоиграм и крайне ограниченному диапазону беседы я скучать не стану. Мари, хоть и не сразу, вероятно, добьется аннуляции брака – я обнаружил в церковном округе несколько прецедентов. Признаться, я испытываю некоторую озабоченность по поводу наших финансов в связи с тем, что мы лишаемся ее взносов. Стивен говорит, что нам нужна новая крыша. И хотя тебе, судя по всему, нравится разделять с ним обязанности по дому, в роли кровельщиков я вас не очень хорошо себе представляю.

По меркам Дрейфуса это была весьма прочувствованная речь. Пип поднялась к Рамону и увидела, что он лежит на смятой постели лицом к стене, оклеенной спортивными постерами. Контраст между его запахом и улыбающимися лицами спортивных звезд был таким разительным, что у Пип навернулись слезы.

– Рамон, милый!

– Привет, Пип, – ответил он, не пошевелившись.

Она присела на кровать, дотронулась до его пухлой ладони.

– Стивен сказал, ты хотел меня видеть. Так повернись, посмотри на меня.

– Я хотел, чтоб мы были семейка, – сказал он, не поворачиваясь.

– Мы и будем семьей, – сказала она. – Никто никуда не денется.

– Я денусь. Мари сказала. В дом, где она работает. Там другая семейка, а я люблю нашу семейку. Ты разве не любишь нашу семейку, Пип?

– Еще как люблю.

– Пусть Мари уходит, а я хочу быть с тобой, и Стивеном, и Дрейфусом, как у нас было…

– Но мы все будем приходить к тебе в гости, а у тебя там появятся новые друзья.

– Не хочу новых друзей. Хочу старых, как у нас было.