Они шли — обрядившись кто во что горазд, босиком и в новеньких, только что снятых с мёртвого тела башмаках, в рванине, в старых плащах, в дырявых кафтанах, в доспехах, которые сменили не одного владельца, в ржавых кольчугах, в хламидах и в засаленной парче, детишки вышагивали рядом со взрослыми, подкатав рукава и штанины, по-звериному чутко глядя по сторонам. Время от времени один или другой оборачивался и смотрел на запад, а потом непроизвольно ускорял шаг.

Покойников — вот кого они напоминали. Оживших покойников, которые поднялись из могил и хотят поскорее скрыться от госпожи Смерти, поскорее забыть о потустороннем мире, из которого сбежали их души.

Ирония судьбы, однако, заключалась в том, что покойниками им надлежало стать. Причём как можно скорее.

— Кажется, нам повезло, — шепнул кто-то из молодых солдат.

Другой поддержал:

— Рункейр всемилостивый, они сами разбегаются! Нам даже не пришлось ничего делать. Ещё немного — и Плеть останется без армии.

Господин Оттенс криво усмехнулся, встал и посмотрел туда, где священник и Карноух вытаскивали из-под тел ещё живого солдата… нет, двух солдат.

— Сотник, отправьте им на помощь пару андэлни. Остальным — приготовиться к атаке.

— Господин советник… — Как ни странно, это был Тейбрунс. Один из самых сообразительных, потому и выбился в десятники, — но всё же слишком молодой. — Они ведь явно не собираются нападать…

— Разумеется. Нападать будем мы, Тейбрунс. — И добавил, повысив голос: — А для тех, кто забыл, напомню: мы здесь для того, чтобы навести порядок в Скаллунгире, на дальних его рубежах. Избавиться от Плети. Нам повезло: он обломал зубы о замок Вёйбур. Сейчас бунтовщики напуганы и бегут. Теперь подумайте, что будет завтра? Послезавтра? Что случится, когда они немного придут в себя и залижут раны?

— Отправятся по домам?

Господин Оттенс ответил, и глазом не моргнув:

— Большинство так и сделает. По крайней мере — те, кто пошёл за Плетью по глупости, из дурацкой надежды на лучшую долю, те, кому нынешних страха и боли хватит на всю оставшуюся жизнь. А вот остальные в конце концов займутся всё тем же: будут грабить, убивать, сжигать дома, насиловать женщин, — и будут идти по вашим родным землям, от острова к острову, и нести с собой меч и пламя.

— Но как отличить одних от других? Ведь нельзя же…

— Нельзя, — кивнул господин Оттенс. — Сейчас отличить их совершенно невозможно. А потом будет слишком поздно. Учтите: через неделю или через месяц, когда они снова примутся грабить и убивать, мы не просто вернёмся к нынешней ситуации: «вот они, вот мы — целься да стреляй». Нет, всё будет много хуже и сложней. Потому что впредь эти мерзавцы станут держаться малыми группками, разбредутся по всему миру. Мы, конечно, попытаемся их переловить и уничтожить, но наверняка со всеми не справимся. Просто не найдём — нет у нас сейчас стольких андэлни. Поэтому, — добавил он твёрдо, — мы решим проблему сегодня. Раз и навсегда.

Он не стал объяснять им, что на самом деле бунтовщикам обычно некуда возвращаться. Что даже те, кто поверил в пророческий дар Плети и отказался ради высшей цели от благ земных, скорее всего, продали своё имущество, а деньги пожертвовали на нужды избранника Рункейрового.

Не стал объяснять, что андэлни, которые по собственной воле принимали участие в грабежах, поджогах, насилии, рано или поздно примутся за старое. Потому что научились получать от этих зверств удовольствие. Потому что станут искать его в обычной жизни — и не найдут.

Но господину Оттенсу никогда и в голову бы не пришло рассказывать всё это своим солдатам. Они были в его руках ровно таким же инструментом, как их скоростели, их мечи, их луки. Никто не кормит скоростелей отравленным мясом, и никто не натягивает лук слишком сильно.

Беглецы между тем уже огибали холм двумя неровными цепочками. Кое-кто из бежавших вдоль северного склона поглядывал наверх, — но скорее с любопытством, чем с опаской. По склону карабкались священник и трое солдат; несли с собой двоих раненых.

Господин Оттенс дождался, пока они поднимутся. Затем обернулся, указал рукой на беглецов и скомандовал:

— Пленных не брать!

* * *

Солнце пока не взошло, но горизонт уже окрасился алым. Выглядело неубедительно — словно работа художника-недоучки. Ни глубины, ни сочности.

Господин Оттенс рассеянно взглянул на рукава, на колени, на присохшую к кольчуге тунику. Подумал, что надо бы найти Рирри, у него в тюках наверняка есть сменная одежда, — а эту уже не отстирать. Потом вспомнил, что Рирри мёртв.

Он пустил скоростеля медленным шагом, птица высоко поднимала ноги и старалась не наступить на тела. Наклювник она потеряла часа полтора назад и уже успела поесть. Господин Оттенс покачивался в седле и оглядывался по сторонам, меч положил перед собой: держать на весу не было сил, а пригодиться он мог.

Мимоходом удивился, как много падальщиков сбежалось сюда. Между холмами, там, где по-прежнему лежали густые тени, копошились верескуны и мажлярки; на склоны слетались ефарницы — кричали сиплыми простуженными голосами, яростно дрались друг с другом, пытаясь засунуть головы под кольчуги, чтобы выхватить кусочек поаппетитней. Трава ходила ходуном там, где шныряли зуббоны, изредка то один, то другой поднимался на задние лапы, вскидывал плоскую морду с жёлтыми буркалами, издавал протяжный, печальный вскрик и спешил дальше.

При виде всадника некоторые твари разбегались, но большая их часть вообще не обращала на него внимания.

Справа, с дальнего склона холма, вдруг разнёсся мощный рык — и над верхушкой взвились пять или шесть ефарниц. Скоростель развернул перья хохолка, чуть вскинул крылья и перешёл на быстрый шаг. Господин Оттенс не стал одёргивать: его сейчас заботили не падальщики… по крайней мере, не бессловесные.

Порой он замечал в распадках другие — вполне узнаваемые — фигуры. Они крались, пригнувшись и воровато озираясь, в руках сжимали древки самодельных копий, вилы, палки с примотанными к ним серпами.

Он не знал, как выглядит Плеть, — поэтому убивал всех, без разбору. Всех, кроме женщин и детей.

Своих андэлни он потерял — точнее, отбился от них во время ночной атаки. Рирри держался рядом до последнего: их окружили хорошо вооружённые мужчины — эти не бежали, а нападали, и слишком уж ловко обращались с пиками… Господин Оттенс запомнил то место, где пал Рирри, и пообещал себе, когда всё закончится, вернуться за телом. С тех пор он своих не встречал. Что до бунтовщиков, то попадались преимущественно те, кто был напуган и удирал. Впрочем, он убивал и этих.

По ту сторону холма снова зарычали — и в ответ раздался крик. Принадлежал он не зверю — андэлни и андэлни отчаявшемуся. Господин Оттенс предполагал, что это очередной бунтовщик — раненый или же сумевший спрятаться на время резни, — однако рисковать было нельзя. Тел много, хищник может передумать и уйти. А если это кричит Плеть…