Я очень хорошо помнил это состояние и опознал его почти сразу. По странной сосущей пустоте в груди, по тяжести в голове, наполненной сумбурными образами, по нежеланию глаз закрываться. Любая поза для сна представлялась чудовищно неудобной, в тело впивались какие-то ветки, травинки щекотали нос… в общем, промаявшись около часа, я расписался в собственном бессилии. К сожалению, прихватить с собой снотворное не догадался, а обращаться с этой проблемой к спутницам показалось зазорным. Они и так были обо мне невысокого мнения, и самолюбие категорически протестовало против дальнейшего усугубления ситуации.

Поэтому я сделал единственное, что помогало порой в не самых плачевных случаях (хотелось надеяться, что сейчас был именно такой): отправился размять ноги. Точнее, лапы, потому что перекидываться из звериного облика, в котором мы все спали, в человеческий — не хотелось.

Брел я совершенно бездумно, выбирая дорогу по принципу наименьшего сопротивления: ломиться сквозь кусты и сбивать лапы об острые камни не хотелось. Брел, размышляя о причинах возвращения старого и, казалось, забытого недуга. Ответ напрашивался сам собой, наверняка всему виной была дорога с непривычными ночевками под открытым небом и тревога первых дней. Поэтому я по большей части даже не размышлял, а мечтал, как наконец-то вернусь домой, основательно пропарюсь в бане, потом пару раз переплыву озеро, на берегу которого стоит Верель, мой родной город и по совместительству столица княжества. А после этого с гарантией вырублюсь на сутки, без снов и намека на бессонницу. Я давно уже понял, что этот рецепт куда надежнее всех вместе взятых рекомендаций целителей.

Заблудиться я не боялся — в крайнем случае, вышел бы по нюху, по запаху собственных следов — и, погрузившись в свои мысли, к окружающему миру особенно не прислушивался. Как оказалось, напрасно.

Честно говоря, с проклятой бессонницей я совершенно забыл, что в нашем отряде есть еще пара заядлых полуночников, неизменно покидающих лагерь в сумерках. И Белогривый не преминул наказать меня за рассеянность: я едва на них не наткнулся. К счастью, любовники были увлечены друг другом, и мое появление на краю прогалины оказалось незамеченным. Я же на пару мгновений опешил от неожиданности, замер на месте, после чего справился с эмоциями и осторожно попятился под прикрытие деревьев, потом развернулся и рысцой побежал в лагерь.

Умом я понимал, что ничего противоестественного или неожиданного в моей реакции не было. Запахи и зрительные впечатления подстегнули инстинкты, которые в звериной ипостаси сильнее, чем в человеческой. Ситуацию усугубили и угнетенная бессонницей рассудочная часть сознания, и фантазия.

Но понимание причин не помогло избавиться от последствий и справиться с вызванной ими злостью. Причем возбуждение при виде красивой обнаженной женщины, пахнущей желанием, меня нервировало не так уж сильно, даже с учетом моего прежнего брезгливого к ней отношения. Основной проблемой была другая эмоция: настойчивое желание поставить на место конкурента и показать, кто здесь главный.

Проще говоря, нестерпимо хотелось набить морду своему единственному другу из-за какой-то блудливой кошки, которая мне, честно говоря, даром была не нужна.

В такие моменты я ненавижу собственные инстинкты и свою сущность. Очень странное для альфы явление, но…

Сущность альфы — это врожденное свойство, как цвет глаз или группа крови, этот дар невозможно изменить или развить в себе. Таких волков рождается немного, один на несколько сотен, и среди них тоже существует определенная «вертикаль власти», которая строится на уровне инстинктов. Существование альфа-волков — объективная необходимость. В отличие от индивидуалистов-котов, мы все-таки склонны к стайности, к построению иерархии и, главное, к стремлению занять в этой иерархии более высокое место. Так что, если бы не жесткий контроль, мы бы просто перегрызлись между собой. Кроме того, альфы от рождения наделены более тонким чутьем, им свойственно стремление к обучению и познанию, они ответственнее других, легче усваивают материал, в общем, самой природой подготовлены на роль управляющих. В среднем подобная система работает неплохо, но, как и любая система, она не учитывает случайных отклонений.

Я — такое отклонение. Обычно дар альфы передается по наследству, и тогда воспитание ребенка не представляет особенных сложностей: волчонок, пока не поумнел, чувствует руку старшего и ведет себя в целом прилично. Я же родился в простой семье, и пока не поумнел… В общем, родителям со мной пришлось тяжело. Потому что я на уровне инстинктов и запахов чувствовал себя главным, а не подчиняться альфе для обыкновенного волка… сложно. Очень мало кто на такое способен, и уж совсем никто не способен делать это постоянно.

С другой стороны, среди альф я тоже не был до конца своим. Не сказал бы, чтобы меня кто-то когда-то ущемлял, но так получилось, что находить общий язык с сородичами мне оказалось тяжело, и с друзьями у меня все время возникала напряженка: я вечно болтался где-то посередине и никак не мог прибиться к одной из групп.

Трай — насмешка судьбы! — полная моя противоположность. Отец — альфа, а он… видимо, боги что-то напутали. Или так пошутили. Можно было бы заподозрить ошибку целителей, перепутавших детей, если бы не разница в возрасте в три года.

Сдружились мы на южной границе, во время очередной мелкой войны со степняками. Рядовые волки обычно избегают общества альф из-за этого проклятого волевого подавления; если для зверя подобные проявления власти старшего члена стаи нормальны, то человеку это не слишком-то приятно. Нормально, привычно, но не до такой степени, чтобы терпеть постоянно.

Так вот, рыжего ничего не раздражало. Или, может, раздражало, но он все равно лишь молча ухмылялся и реагировал с запредельным философским спокойствием. Трай умудрился стать моим другом, и мне категорически не хотелось что-то менять в этом вопросе. В конце концов, женщин вокруг много, а настоящие друзья — существа редкие.

Оставалось надеяться, что моя реакция — лишь временное помутнение, и утро расставит все по местам.

К лагерю я вышел уже на своих двоих, перекинувшись где-то посреди дороги. Так было проще призвать к порядку инстинкты, да и ночная прохлада при отсутствии плотной волчьей шубы трезвила.

Будь благословенен тот маг позапрошлого века, что придумал артефакт, позволяющий при обороте сохранять одежду. Жизнь благодаря этому здорово упростилась.

— А подглядывать нехорошо. — Тихий женский голос застал меня врасплох, заставив нервно дернуться и оглянуться. По другую сторону вялого костра (большое полено в нем скорее тлело, чем горело) сидела одна из двух наших ночных стражей, днем отсыпавшихся в карете.

— Я не… — начал раздраженно отвечать, но осекся. Надо было не оправдываться, а изобразить удивление, тогда оставался шанс опровергнуть подозрения, а сейчас уже поздно. Хотел добавить нечто вроде «я нечаянно», но понял, как глупо это прозвучит, и попросту махнул рукой. Потом зачем-то присел к костру, подкинул в него несколько сухих веток.

Впрочем, это было не самое худшее решение. Все равно заснуть сейчас не получится, а наблюдение за горящим огнем, говорят, успокаивает нервы. Я наблюдал за языками пламени, а кошка некоторое время разглядывала меня.