Более того, для Ленина коммунизм, несомненно, не был религией. Об этом свидетельствует его полемика с «богоискателями» – группой, включавшей видных русских марксистов, таких как Александр Богданов (1873–1928), член Центрального комитета Российской социал-демократической рабочей партии; писатель Максим Горький (1868–1936) и Анатолий Луначарский (1875–1933), будущий народный комиссар просвещения. В ходе этой полемики Ленин объявил попытки построить социалистическую «религию человечества» недостойным «кокетничаньем с боженькой»67. Как сформулировал это Ленин в 1913 г. в письме к Горькому, «богоискательство отличается от богостроительства или богосозидательства или боготворчества и т. п. ничуть не больше, чем желтый черт отличается от черта синего». Поскольку любая религия, даже «самая чистенькая, идеальная, не искомая, а построяемая», является идеологической «заразой», любой большевик, который борется против богоискательства, предлагая рабочим социалистического Бога, занимается «худшим видом самооплевания» и практикует «труположство»68. Ленину представлялось, что различия между коммунизмом и религией далеко не мелкие. Если религия представляет собой иррациональную иллюзию, то коммунизм – это наука, основанием которой является разум; если религия обращается к высшим силам, чтобы объяснить чудеса Вселенной, то коммунизм полагается на материалистическое объяснение эволюции природы; если религия апеллирует к трансцендентному, чтобы решить проблемы этого мира, то коммунизм передает силу действия в руки человека. Для марксизма-ленинизма коммунизм не был религией, политическим движением или философией, поскольку он превосходил религию, политику и философию и путем революции изменял мир во всей его полноте.

Большевики, как верные марксисты-ленинцы, не считали религию серьезным препятствием на пути революционного переустройства мира. Конечно, они понимали, что захват политической власти не повлечет за собой немедленной переделки общества, но верили в марксистскую модель исторического развития, в соответствии с которой религия с ходом истории неизбежно отомрет. Тем не менее изначально существовало некоторое противоречие между большевиками как марксистами, приверженными атеизму, и большевиками как модернизаторами, для которых секуляризация – создание светского государства, где религиозные организации были бы отделены от политики, образования, экономики, медицины и права, – была орудием построения современного государства. Ленин расценивал конфессиональные порядки старого режима как феодальные пережитки, которые свидетельствуют об отсталости России в сравнении с Европой. Хотя устав партии требовал от членов придерживаться атеистических убеждений, с точки зрения Ленина, новые порядки должны были стать светскими (а значит, современными), прежде чем они станут атеистическими (а значит, коммунистическими). Консолидация политической власти в руках партии и строительство экономического фундамента социализма должны были стать предпосылками создания современного коммунистического строя.

Но что такое атеизм? Если Маркс и Ленин мало писали о религии, об атеизме они писали еще меньше – в основном потому, что считали его не столь важным для революционного хода истории. Как для Маркса, так и для Ленина религия была не самостоятельной силой, а одной из форм общественного сознания, определяемой строем общественного бытия. Без капиталистического общественного строя и религиозных институтов, эксплуатировавших массы в угоду капитализму, религия просто исчезнет – вместе с частной собственностью, классовым делением, семьей и всей буржуазной капиталистической системой. Ни Маркс, ни Ленин не придавали большого значения атеизму как философской позиции, поскольку обращения к разуму не будут иметь воздействия на массы, пока они пребывают в бедственных условиях и пока они ослеплены религиозными иллюзиями69. Только уничтожение тех социально-экономических причин, что порождают иллюзии, приведет массы к атеизму. Таким образом, атеизм воспринимался как продукт коммунистического общества, а не как предпосылка его создания.

Как в таком случае большевики представляли себе исчезновение религии и обращение к атеизму после революции? В теории большевистское понимание религии и атеизма в новом коммунистическом обществе было довольно простым. В своей книге «Как родятся, живут и умирают боги и богини» (1923) Емельян Ярославский (1878–1943) – который, будучи основателем Союза воинствующих безбожников и издателем журнала «Безбожник», являлся главным большевистским рупором советского атеизма, – рассматривал атеизм как финальную главу в той истории, которую люди рассказывают самим себе о мире и своем месте в нем. Вслед за немецким философом XIX в. Людвигом Фейербахом (1804–1872), чья антропологическая концепция религии была основой мировоззрения Маркса, Ярославский доказывал, что у религии всегда «земные корни» и божества являются просто отражением тех человеческих обществ, которые создали их. Когда общество становится более сложным по своей структуре, усложняются и его мифы, которые отражают теперь более высокий уровень развития. По этой причине разные народы мира, не имеющие прямой связи друг с другом (но находящиеся на сходных стадиях развития), придумывают сходных богов. Ярославский постулировал, что если на ранних этапах своей истории человечество страшилось непознанных сил природы и создавало богов, чтобы осмыслить и приручить стихийные силы, скоро придет время, когда человечество осознает самого себя как высший авторитет и больше не будет нуждаться в том, чтобы населять небеса могущественными сверхъестественными божествами. Точно так же как «было время, когда люди не знали никакой религии, – объяснял Ярославский, – ныне наступило время, когда миллионы людей порывают с ней и отказываются от нее»70. Таким образом, религия не была ни вечной, ни трансцендентной, но скорее представляла собой продукт истории. Когда-то она родилась, пережила свой исторический этап, а при коммунизме она умрет.

После революции выяснилось, что религия не собирается умирать своей смертью. Закономерный ход истории требовал активного вмешательства партии. Большевики понимали религию как феномен, который включает три компонента: политический, основу которого составляют религиозные учреждения; идеологический, воплощенный в превратном мировоззрении, основанном на вере в сверхъестественное; и, наконец, духовный, охватывающий разнообразные ценности, практики и обычаи, которые придают повседневной жизни, или быту, сакральное измерение71. Партийная политика по отношению к религии была отражением этих концепций. По отношению к религии как политическому феномену партия применяла воинствующие антиклерикальные меры, стремясь с помощью административного регулирования и репрессий обозначить пределы автономии религиозных институтов, оттеснить религию на обочину общества, ограничив рамками частной жизни, и подорвать ее социальное влияние. По отношению к религии как идеологическому феномену партия полагалась на пропаганду, образование и просвещение как необходимые институты внедрения научно-материалистического мировоззрения. Наконец, по отношению к религии как к феномену духовной жизни партия использовала оружие культурной революции, чтобы превратить традиционный образ жизни в «новый коммунистический быт».