и прямое указание в одном из последних стихотворений, что за ним ведется слежка:

Главная причина его гибели – его необычайная популярность среди молодежи, его успешная деятельность в многочисленных поэтических школах и студиях (современники говорили, что те, кто побывал на гумилёвских семинарах, навсегда погибли для «пролетарского искусства»), его блестящие выступления на поэтических вечерах, наконец, завоеванный им пост главы петроградских поэтов, когда он при баллотировке обошел А. Блока. Могли ли советские руководители потерпеть такого явного лидера, кумира петроградской молодежи, не желавшего шагать в ногу с ними, да еще открыто объявлявшего себя монархистом? Скорее всего, по делу Гумилёва уже давно велась заблаговременная и тщательная подготовка.

Очень странным выглядит написание А. Блоком злой и несправедливой статьи «Без божества, без вдохновенья», направленной против акмеистов и лично Гумилёва в апреле 1921 года. Анна Ахматова говорила, что Блока «заставили» написать эту статью. Некоторые литераторы предполагали, что это друзья Блока потребовали от него, чтобы он рассчитался с акмеистами. В дневниковых записях Блока есть упоминание, что он несколько раз встречался с чекистом Озолиным в 1921 году и что, по крайней мере, при одной из таких встреч обсуждался провал Блока при перевыборах. И столь ли уж важно, получил ли Блок задание написать эту статью прямо из ЧК, или ему это передали через людей его окружения?

Интересно, что до опубликования эта статья стала всем известна, в том числе и Гумилёву, который в первый раз жестоко обиделся на Блока, но подготовил вполне корректный и обоснованный ответ (напечатанный после его смерти). Кто-то целенаправленно распространял статью А. Блока по городу. Но дальше еще интереснее – в 1921 году статья Блока так и не была опубликована: она вдруг стала не нужна. Гумилёва подключили к «таганцевскому делу», решено было осудить Гумилёва за причастность к Петербургской боевой организации (ПБО), что показалось проще и эффективнее, чем преследовать поэта на идеологической почве. Статья Блока была опубликована только в 1925 году, через 4 года после смерти и Блока, и Гумилёва, когда неиссякаемая популярность поэзии Николая Степановича, которого продолжали издавать посмертно, заставила искать средства его дискредитации.

(По материалам А. Доливо-Добровольского, редакция журнала СПб., [email protected])

Утром 10 мая 1923 года полпред РСФСР и УССР в Италии Вацлав Вацлавович Боровский прибыл во главе советской делегации в Лозанну на международную конференцию по Ближнему Востоку, чтобы подписать и поныне действующую конвенцию о режиме судоходства в контролируемых Турцией черноморских проливах. Вечером того же дня Боровский ужинал в ресторане гостиницы «Сесиль» со своим помощником Максимом Дивильковским и Иваном Аренсом, освещавшим работу конференции в советской печати берлинским собкором агентства новостей РОСТа. Увлекшись разговором, они не обратили внимания на молодого человека, подошедшего к ним от соседнего столика.

Наверное, Боровский так и не успел понять, что произошло. Вытащив из кармана брюк браунинг, молодой человек сразил его наповал первым же выстрелом в затылок. Еще две пули достались Аренсу – раненный в плечо и бедро, он вместе со столом обрушился на пол. Но добить его убийца не успел – 19-летний Дивильковский, не имевший при себе никакого оружия, бросился на террориста. Тот выстрелил в упор в последний раз, ранив юношу в бок, и протянул оружие подбежавшему метрдотелю со словами: «А теперь зовите полицию!»

Памятник В. В. Воровскому в Москве

В день убийства Воровского начальник полиции Лозанны Робер Жакийяр на первом же допросе выяснил как личность убийцы, так и мотивы преступления. Стрелявшим оказался Морис Конради – 26-летний гражданин Швейцарии и уроженец России, куда переехал на жительство еще его дед. К моменту рождения Мориса в Санкт-Петербурге в 1896 году его родные владели там шоколадной фабрикой, ощущая себя «более русскими, нежели швейцарцами». Сам Морис Конради в 1916 году, не доучившись на инженера в Петроградском технологическом институте, ушел добровольцем на фронт – воевать за Россию против Германии и Австрии.

После октября 1917 года шоколадная фабрика Конради была национализирована. Дядю, тетю и старшего брата Мориса расстреляла ЧК в разгар «красного террора» как «агентов мировой буржуазии», а его отец умер в тюрьме. Сам Морис Конради бежал из Петрограда на юг и сражался против большевиков в Белой армии вплоть до ее эвакуации из Крыма осенью 1920 года. Конради, имевший к тому времени чин капитана и жену-беженку из Польши, уехал с ней через Турцию в Швейцарию, где с помощью дальней родни устроился скромным клерком в один из торговых домов Цюриха. Там же к нему присоединились мать и четверо младших братьев и сестер, чудом выбравшихся из России, доказав свое швейцарское гражданство.

В марте 1923 года Морис внезапно оставил работу и отправился в Женеву, где встретился со старым другом и однополчанином по Белой армии – 33-летним Аркадием Полуниным, работавшим в не признанной СССР российской миссии при Международном Красном Кресте. Конради заявил Аркадию о своем желании «убить кого-нибудь из советских вождей, чтобы отомстить за семью». Полунин, тесно связанный с жившими тогда в Болгарии лидерами военной эмиграции генералами Врангелем и Кутеповым, предложил Морису отправиться на «охоту за большевиками» в Германию. На их счастье, Конради, побывавший в Берлине 13–14 апреля 1923 года, не застал их в советском постпредстве и ни с чем вернулся в Женеву к Полунину. Но, узнав из газет о предстоящем приезде в Лозанну Вацлава Воровского, друзья решили расправиться с ним, «как с очень даровитым человеком, который смог бы наилучшим для Советов образом отстоять их интересы на конференции».

На следующий день после убийства Воровского в Женеве был арестован Полунин. Он сказал, что был единственным сообщником Конради, хотя советское руководство почти сразу заявило: «В любом случае часть вины лежит на швейцарских властях, не обеспечивших безопасность советской делегации».

Процесс по делу об убийстве Воровского начался в Лозанне 5 ноября 1923 года. Ничуть не раскаявшийся в своих деяниях Конради заявил: «Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идет вперед по пути прогресса. Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!» 14 ноября 1923 года присяжные большинством в 9 против 5 голосов признали Мориса Конради «действовавшим под давлением обстоятельств, проистекших из его прошлого», и, стало быть, не подлежавшим уголовному наказанию. Правда, судья обязал его и Полунина возместить судебные издержки и ходатайствовал о высылке последнего из страны «за злоупотребление правом убежища и нарушение общественного порядка». Этот оправдательный приговор был с большим одобрением встречен западной и русской эмигрантской прессой.