но в тот момент, когда пальцы коснулись латунной ручки, до нее донесся ужасный звук влажного кашля из комнаты за спиной. Она повернулась на звук, и холод тут же отступил, чары рассеялись. Тепло окутало ее, но она все равно поежилась. Интересно, кто еще мог находиться тут наверху, подобно ей, а не внизу с гостями. Любопытство пересилило зов мертвых, и Сигна направилась к двери напротив, за которой раздавался кашель, и вошла без стука.

Покои оказались копией ее собственных, за исключением цветовой гаммы. С красивой читальной зоной в бледно-голубых и серебристых тонах, освещенной золотым сиянием огня, ревущим под изысканной каминной полкой из слоновой кости. Комната выглядела прекрасно, но, пожалуй, в ней не хватало теплых тонов. Она также не выглядела обжитой. На столе для чтения Сигна не увидела ни книг, ни чернил с пергаментом, обычно разбросанных на столах.

Она медленно прошла в гостиную и, осторожно ступая, приблизилась к смежной комнате. Дверь в нее была открыта, и, несмотря на старания двигаться тихо, человек внутри услышал шаги.

– Кто здесь?

Сигна застыла на пороге. В кровати лежала истощенная девушка, почти скелет, с бледной кожей, почти прозрачной, словно та никогда в жизни не выходила на солнце. Тусклые волосы по цвету напоминали сухую солому. В глазах совсем не было жизни, они казались просто пустыми бездонными впадинами. Когда девушка нахмурилась, через кожу отчетливо проступили кости черепа.

– Кто ты? – поморщилась девушка, ее губы походили на бледно-розовые лепестки увядшей розы.

– Ты, должно быть, дочь Элайджи. – Сигна вошла в комнату и закрыла за собой дверь, радуясь возможности отгородиться от жуткого коридора и поджидающего духа. – Я слышала, что ты больна. – Хотя не вполне осознавала всю безнадежность ситуации.

Девушка слабо рассмеялась.

– У меня вообще-то есть имя. Меня зовут Блайт. – Похоже, она уже не могла привстать с подушки, хотя глаза смотрели пытливо. – Что ты делаешь в моей комнате? Прислуге запрещается входить без разрешения.

– Прошу прощения, но я не прислуга. Я твоя кузина, Сигна Фэрроу. – Она понимала, что это вряд ли послужит оправданием проникновения. Блайт выглядела так, словно находилась в шаге от смерти, и Сигна отказывалась хоть как-то участвовать в этом. И все же что-то в ней притягивало ее. Возможно, потому что последний раз она разговаривала с девушкой своего возраста много лет назад и воспоминания о Шарлотте нахлынули на нее. Или дело было в отчаянии в глазах Блайт, вероятно, истосковавшейся по компании так же, как и Сигна. Какой бы ни была причина, Сигна осталась в комнате.

– Здесь довольно тоскливо, – начала она, пытаясь разглядеть в тенях признаки присутствия Ангела смерти. Но, не заметив его, успокоилась и расслабилась. – Может, открыть окно?

– Думаешь, я сама не в состоянии открыть окно? – Хотя кузина не пыталась выгнать Сигну, каждое ее слово звучало резко и беспощадно, словно яд. Сигна подозревала, что, попроси она спеть церковные песнопения, в исполнении Блайт они звучали бы убийственно.

Она не нашла, что ответить. Разве что случайный порыв ветра мог бы привести к тому, что у Блайт оторвется голова и вылетит в окно. Но решив промолчать, присела на край кровати с нависающим балдахином. Любопытство доставляло ей наслаждение, которое получаешь от кофе, когда кончики пальцев подергиваются и начинаешь теребить подол платья. Она оглядела кузину оценивающим взглядом. Бледная кожа, мрачный взгляд, тощее тело… Но Сигна не чувствовала запаха смерти. От Блайт не пахло испорченной сладостью гнили и болезни. Ее ногти расслоились, но не стали желтыми или серыми. А огромные голубые глаза, несмотря на злобу и залегшие внизу темные тени, не застилал туман.

– Чем ты больна? – спросила Сигна.

– А ты напористая, – усмехнулась девушка. – Если бы врачи только знали, возможно, я бы не была прикована к кровати. – Она уронила голову на подушку и вздохнула. – Боже, мне послали кого-то сносного, чтобы составить компанию.

У Сигны возникло смутное впечатление, что девушка знала, что на самом деле ее никто не посылал, и просто хотела задеть. Но она проигнорировала это замечание и посмотрела на дверь, думая о женщине на картине с глазами разного цвета, точь-в-точь как у нее.

– Никогда бы не подумала, что такое большое поместье может ощущаться пустым, в то время как внизу так много гостей, – рассеянно заметила Сигна. – Кто еще живет на этом этаже? Кажется, я слышала звуки из комнаты напротив.

Воздух пронзил такой холод, что она пожалела о своем пальто, которое отдала Марджори. Взгляд Блайт стал ледяным, угрожающим пронзить насквозь.

– Невозможно, – прошептала она. – Та комната принадлежит моей матери. Туда никто не входил уже целую вечность.

Прежде чем Сигна успела подумать о том, что подобные слова могут значить для человека, не настолько близко знакомого со смертью, она спросила:

– Ты имеешь в виду, принадлежала, верно? Твоей мамой была Лилиан Хоторн?

Этих слов оказалось достаточно, чтобы растопить лед во взгляде Блайт и сбить с нее всю спесь. Она побледнела, даже губы приобрели мертвенно-бледный оттенок. И открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но не могла вымолвить даже слова от изумления. А Сигне потребовалось слишком много времени, чтобы осознать свою грубость.

– Ох, Блайт, я не имела в виду… – Она уже собиралась извиниться, когда кузина буквально столкнула ее с кровати, вонзив пятку в ребро.

– Убирайся! – выплюнула она. – Мерзкая девчонка, убирайся из моей комнаты!

Сигна вскочила с кровати, проклиная себя за бестактность.

– Прости! – Она потянулась, чтобы коснуться плеча Блайт. – Я не хотела… – И опять ее прервали, но на сей раз это был внезапный вздох. В тот момент, когда она коснулась кузины, то могла видеть только ее и могла чувствовать только… Что ж, она не вполне понимала, как описать свои ощущения. Они полностью отличались от всего, что ей доводилось испытывать прежде. Некое всеобъемлющее чувство, которое удерживало ее рядом и заставляло прерывисто дышать.

Что бы это ни было, Блайт, похоже, не разделяла его.

– Выметайся отсюда, – прорычала та. – Уходи, глупая девчонка… – Ее глаза расширились, и она внезапно согнулась пополам. В груди хрипело, все тело тряслось, когда ее охватил сильный приступ влажного кашля. Блайт прикрыла рот простыней, которая тут же окрасилась красным. С каждым приступом ткань становилась все темнее.

Волоски на затылке Сигны встали дыбом, когда в комнату ворвался поток прохлады. Она прекрасно знала, что принесла эта волна холода – кого, если быть точнее, – и вспыхнула от злости.

– О нет, ты не можешь, – предупреждающе зарычала Сигна. Возможно, она была полной дурой, войдя сюда. Возможно, все это действительно уловка, чтобы проклясть ее еще сильнее. Но тем не менее она не задержалась, чтобы