– Да где ж мы такие возьмем? – воздевали руки к небу курские бабы.

– Сбрасывайтесь по четыреста рублей, говорите размеры, и будет вам форма, – невозмутимо отвечал Евграфов. Смекалистый директор уже посадил в подсобке пару девушек-молдаванок, готовых шить все подряд.

– Твои строчилки ткань воруют! – орали бабы, стараясь натянуть на мощные бюсты униформу.

– Не они воруют, а вы прибедняетесь. Зачем писать, что размер пятьдесят два, когда тут не меньше пятьдесят шестого? – Евграфов с прямотой главнокомандующего указывал на грудь фермерши.

На его рынке порядок поддерживался системой абсолютно варварских штрафов – малейший беспорядок у прилавка или в подсобке стоили торговцу нескольких тысяч. На все негодующие возгласы директор пожимал плечами: мол, не нравится – уходите! Не нравилось, но никто не уходил. Рынок Евграфов превратил в восточное чудо торговли – пахло специями, которые мозаичными горками одинаковой высоты громоздились на прилавках прямо у входа. Расчет был верный – посетитель уже на входе окунался в волшебный мир пряных запахов, не видел кровавых мясных лотков, грубых творожных чанов, накрытых марлей, не вдыхал тяжелый рыбный дух. Евграфов был умен и сметлив. Дальше он велел поставить ряды сухофруктов – в красивых, обязательно плетеных корзинках (не нравятся наши плетеные корзинки – мы вас не держим!) курага, чернослив, изюм шести оттенков, связки хурмы и, наконец, услада дам – цукаты – дольками, кусочками, ромбиками. Соусы – ткемали, сацибели, нашараб и прочие карри – занимали маленькие палаточки и продавались в маленьких бутылочках, словно дорогие снадобья.

– Что вы продаете? Вы продаете ручную работу? Она может стоить дешево? Нет, она стоит дорого, но каждый имеет право ее попробовать. Не ставьте мне здесь эти лоханки! Здесь не оптовая торговля неизвестным пойлом. У нас – рынок, базар! – Евграфов учил восточных людей тому, что они знали и так, но на московских просторах, продуваемых ветрами, подзабыли, утратили, на что махнули рукой, вдруг решив, что здешние жители, незнакомые с неторопливостью и обстоятельностью южного распорядка, не нуждаются в таком трепетном и уважительном подходе.

Покупатель, вдохнув ароматы корицы и черного перца, сглотнув слюнки при виде засахаренных фруктов, попадал туда, где торговали соленьями. Капуста, огурцы, моченые яблоки и соленые арбузы вместе с черемшой и виноградными листьями соседствовали с мини-пекарней. Не было человека, который бы не купил там самсу или лепешку с кунжутом. Держа в руках горячие булки, люди шли дальше. Их аппетит не был удовлетворен, его только раздразнили. И вот теперь им предлагали колбасы и ветчину, шпикачки, копченую грудинку и окорок. Молоко, сметана, сыры – все благоухало, все находилось в надлежащем порядке, все проверялось. Директор рынка обходил ряды два раза в день.

Евграфов был здесь царь и бог. Он здесь карал и миловал, его здесь ругали за глаза и старались как можно шире улыбнуться в лицо. Втихомолку костерили и… вставали в очередь, чтобы арендовать на этом рынке прилавок. Торговать у Евграфова было престижно.

Бронзовый памятник корове прямо у центрального входа на рынок Евграфов поставил за свои деньги.

– Э-э-э… почему именно корове? У нас что, мало достойных… людей, деятелей? – Глава муниципальной единицы приосанился, словно намекая на то, что он готов позировать скульптору.

– Именно корове… Району или городу это обойдется бесплатно…

Когда все бумаги были подписаны, когда скульптор, посмеиваясь над прямолинейным директором рынка, закончил «лепить» буренку, когда фигуру отлили и водрузили на постамент перед входом, к Евграфову подошел Джаник, торговец зирой.

– Почему? – Джаник был немногословен.

– Не она – нечем бы торговать было. Это не животное. Это – завод. – Евграфов был так же скуп на слова. А может, не хотелось распространяться, что дело почти всей его жизни, такой сложной и переменчивой, оказалось успешным, потому что люди едят мясо, творог, молоко и сыр.

Памятник полюбился горожанам. Бронзовый коровий хвост терли «на удачу», на рожки иногда вешали сумку, в широкий нос с крупными ноздрями малыши лезли пальцами, сопя от усердия в таком сложном деле, как исследование окружающего мира. Евграфов был счастлив.

Только один человек не разделял его радости. Только один человек старался не замечать бронзовой коровы и морщился при слове «рынок». Этим человеком была молодая жена Евграфова, Майя.

– Я не могу понять, что ты так злишься, – увещевал ее муж.

– Рынок – это стыдно! Понимаешь? Это – вчерашний день! Оглянись – рынков уже нет! Везде мегамоллы, торговые комплексы. А рынков нет! Нет! Их снесли, и твой снесут!

– Наш. Наш рынок. Ты забыла, как приезжала на этот рынок из своего Тамбова картошку продавать? И стояла в черных от земли перчатках. И маникюр не могла сделать месяцами – земля въедалась!

– Даже если бы хотела забыть, так ты не дашь! Я не хочу помнить!

– Жаль, хорошее было время. – Евграфов улыбался, вспоминая их роман. Круглолицая, с носиком-уточкой, бойкая Майя ему понравилась сразу. Хоть и было на рынке множество молодых женщин – и красивых, и подчас разбитных, а понравилась ему она. Евграфов так и не понял, как окрутила его, вдовца со стажем, эта тамбовская девчонка, только помнил, что голова пошла кругом от ее духов «Нарцисс».

Поженились быстро, Майя переехала к нему и теперь уже не ездила торговать, а сидела дома, готовила обеды и злилась, что муж – директор и совладелец рынка. В ее голове уже давно бродили опасные прожекты по открытию большого, современного торгового комплекса, где будет продаваться модная одежда, будут шикарные ювелирные отделы и обязательно ресторан.

– Майя, оставь. Рынок нужен всегда. Нас никто не тронет, ты же знаешь, к нам вот и новый градоначальник приезжал, хвалил. И сейчас фермерству зеленый свет дадут. Мы будем очень хорошо торговать. И люди к нам привыкли. С другого конца города приезжают. Это, сама понимаешь, при московских расстояниях и пробках – много значит!

Майя слушала, и все внутри у нее кипело. Да, у нее есть деньги, есть красивая машина и большая квартира. Но под ложечкой сосало – хотелось яркого, броского, такого, чтобы у подруг и родственников дух захватывало от зависти. «У меня торговый центр. Большой. В центре Москвы. Торгуют итальянцы у нас! Хлопот много, но результаты другие. К нам такие люди ездят одеваться!» – вот эта последняя фраза была главной. Майе очень хотелось красивой деловой жизни, хотелось по-хозяйски стучать каблучками по блестящим полам собственного мегамолла. Хотелось дорогих духов, а не квашеной капусты с копченостями. Хотелось красивого офиса, собственной секретарши, а не заморочек с этим допотопным, хоть и отлично функционирующим рынком.

Наконец Майя решила действовать хитростью. Она умерила гнев и месяца два ходила с постным личиком.

– Ты плохо себя чувствуешь? – Евграфов заволновался.

– Нет, все нормально, только телевизор я больше не буду смотреть. Я как посмотрю, так ночами не сплю…