«По Брасовскому району замучено и расстреляно 5397 мирных граждан... Массовое истребление мирного населения началось с первых дней немецкой оккупации.

В поселке Локоть немцы организовали тюрьму, в которую сажали мирных граждан и группами расстреливали.

В марте 1943 года немцы расстреляли в поселке Брасово 40 мирных граждан.

Осенью 1943 года в последние дни своего пребывания в районе немцы расстреляли в погребной даче более 2500 мирных граждан — женщин, стариков и детей окружающих сел, на полях конесовхоза — 1500 человек, в районе Шемякинской дачи — 75 человек...»[93]

Обратим внимание, что наибольшее количество погибших —-4075 человек — приходится на осень 1943 года (5 сентября войсками РККА были освобождены Локоть и Брасово, 6 сентября — Суземка, 7 сентября — Навля), то есть на те дни, когда бригады Каминского на территории округа уже не было. Поэтому, принимая во внимание тот факт, что части РОНА 26 августа 1943 года были эвакуированы за пределы округа в Белоруссию, нет оснований не доверять словам акта, что исполнителями массовых расстрелов являются именно немцы. Если прибавить к указанному количеству 1500 человек, расстрелянных с января 1942 по август 1943 года A.M. Макаровой, о которой пойдет речь ниже, то мы выходим на общую цифру погибших, указанную в акте.

Сходные цифры фигурируют и в акте от 27 сентября 1943 года, составленном по распоряжению Брянского обкома ВКП(б):

«На территории Брасовского района с 4 октября 1941 года по 5 сентября 1943 года уничтожено мирного населения 5395 человек, из них: — расстреляно 5245 человек, в местах — поле конезавода № 17 — 2000 человек, в Вороновом логу Городищенский № 1 сельсовет 800 человек, в противотанковых рвах с. Хутор-Холмецких Кузнецкого сельсовета — 95 человек, в лесу Погребской дачи 2500 человек. Повешено на территории района 150 человек»[94].

По другим районам округа цифры погибших гораздо ниже. В частности, по Суземскому району убито 1096 человек, в том числе 223 человека в Суземке[95], по Комаричскому району — 943 человека[96], по Навлинскому району — 2539 человек[97].

Что касается непосредственного исполнения смертных приговоров, особой жестокостью прославилась A.M. Макарова, о которой следует рассказать подробнее.

Антонина Макаровна Макарова (Парфенова)[98]родилась в 1923 году. Будучи призвана на фронт в качестве санинструктора, осенью 1941 года оказалась в окружении в Вяземском котле. Вместе с солдатом-окруженцем Николаем Федчуком Макарова три месяца скиталась по лесам, пытаясь пробиться к частям Красной армии или найти партизан. В январе 1942 года они вышли к деревне Красный Колодезь Локотского уезда, где Федчук признался, что в деревне у него жена, дети и он намерен идти домой, после чего оставил Макарову, предложив ей самой о себе позаботиться. В Красном Колодезе Макарова несколько дней скрывалась у местных жителей, но однажды на околице деревни была задержана бойцами самообороны и доставлена в Локоть. После короткого допроса Макаровой предложили стать палачом Локотской окружной тюрьмы, расположившейся в конюшнях Локотского конезавода, расстреливать партизан и их пособников из пулемета, на что она согласилась. Очевидно, Макарова тем самым осуществила свою давнюю мечту, высказанную во время скитаний по лесам тому же Н. Федчуку: «Меня в медсестры призвали, а у меня другая мечта была — я хотела на пулемете строчить, как Анка-пулеметчица из «Чапаева». Правда, я на нее похожа? Вот когда к нашим выберемся, давай за пулемет попросимся...»

Одновременно Макаровой выделили комнату в одном из помещений бывшего конезавода и выдали пулемет, который она хранила у себя дома.

Как следует из показаний Макаровой, данных на допросе в управлении КГБ по Брянской области после войны, на первый расстрел она вышла сильно пьяной, совершенно не понимая, что делает. Расстреляв пулеметными очередями несколько человек, Макарова получила за это 30 немецких марок и стала работать палачом на постоянной основе. В 1978 году после ареста она пояснила, что никто из бойцов РОНА до этого не соглашался расстреливать партизан и членов их семей, ввиду чего она стала незаменимым человеком. А о своем отношении к такой «работе» рассказывала:

«Все приговоренные к смерти были для меня одинаковые. Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек — столько партизан вмещала в себя камера. Я расстреливала примерно в 500 метрах от тюрьмы у какой-то ямы. Арестованных ставили цепочкой лицом к яме. На место расстрела кто-то из мужчин выкатывал мой пулемет. По команде начальства я становилась на колени и стреляла по людям до тех пор, пока замертво не падали все... Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдешь ближе, а кое-кто еще дергается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. Иногда у нескольких заключенных на груди был подвешен кусок фанеры с надписью «партизан». Некоторые перед смертью что-то пели. После казней я чистила пулемет в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке... Я просто выполняла свою работу, за которую мне платили. Приходилось расстреливать не только партизан, но и членов их семей, женщин, подростков. Об этом я старалась не вспоминать. Хотя обстоятельства одной казни помню — перед расстрелом парень, приговоренный к смерти, крикнул мне: «Больше не увидимся, прощай, сестра!..»[99]

После расстрелов Макарова обычно пополняла свой гардероб, снимая понравившиеся ей вещи с убитых.

После того как в Локоть вошли советские войска, в районе конезавода в братской могиле обнаружились останки около полутора тысяч расстрелянных, паспортные данные около двухсот из них удалось установить.

Летом 1943 года при подходе советских войск к Локтю Макарову, заразившуюся к тому времени венерической болезнью, отправили в немецкий тыл и поместили на лечение в госпиталь. С этого времени ее след потерялся, обнаружившись лишь во второй половине 1970-х годов.