Маггриг промолчал. Он тоже чувствовал это.

Он внес куски оленьего мяса в мастерскую и развесил на крюках у дальней стены. Потом разостлал шкуру и принялся соскабливать с нее жир. Это была долгая работа, но Маггригу требовалась новая рубашка на зиму, и ему нравился рыжеватый оттенок кожи. Финн уселся рядом на верстак, рассеянно взяв в руки готовое древко стрелы. В другое время он мастерил бы оперение, но теперь сидел без дела.

— Что, опять спину ломит? — спросил, посмотрев на него, Маггриг.

— Как всегда с приходом зимы. Черт! Страх как неохота идти мне в Горный Трактир, да нужда заставляет. Надо сказать им, что надрены близко.

— Зато повидаемся с Бельцером.

— Он будет пьян, как обычно. И если этот боров оскорбит меня еще раз — клянусь, я выпущу ему кишки.

Маггриг встал и потянулся.

— Ничего ты ему не сделаешь. Да и он не хочет тебя обидеть. Ему просто одиноко, Финн.

— Жалеешь его, да? А я нет. Он не дал житья своей жене, покуда был женат, и в Бел-Азаре всем портил кровь. Подлая скотина, терпеть его не могу.

— Зачем же ты тогда купил его топор на торгах? Весь наш двухлетний доход угробил на это! А потом что? Обернул топор в промасленную кожу и спрятал на дно сундука.

— Я и сам иногда не понимаю, почему делаю то или иное, — развел руками Финн. — Наверное, мне претила мысль о том, что какой-нибудь северный дворянчик повесит его у себя на стене. Теперь я жалею об этом: деньги бы нам пригодились. Купили бы соли. Мне ее здорово не хватает. Обменять несколько луков, что ли? Черт, надо было нам задержаться и собрать надренское оружие — вот тебе и соль.

В лесу завыл волк.

— Вот сукины дети! — Финн встал и вышел в большую горницу.

— Теперь тебе, выходит, волки не угодили?

— От волков не бывает эха, парень, усвоишь ты это когда-нибудь или нет?

— Меня готовили в священники, Финн. Отец не думал, что мне придется разбираться в тонкостях волчьего воя.

— Если они отыщут хижину, можешь выйти и прочесть им проповедь, — хмыкнул Финн.

— Как по-твоему, сколько их?

— Трудно сказать. Обычно они сбиваются в шайки человек по тридцать, но этих может быть и меньше.

— А может, и больше?

Финн кивнул. Волк завыл снова — уже ближе.

Чареос остановил коня на вершине холма и посмотрел в долину, оставшуюся позади.

— В чем дело? — спросил Киалл. — Ты уже четвертый раз оглядываешься.

— Мне показалось, что я видел всадников — солнце блеснуло на шлемах или копьях. Может быть, это дозор.

— Ты думаешь, они ищут нас? Но ведь мы никаких законов не нарушали.

На лице Киалла Чареос увидел страх.

— Кто его знает. Князь — человек мстительный и полагает, будто я его оскорбил. Впрочем, даже он не сумел бы ни в чем меня обвинить. Поехали. К середине утра

мы должны быть в Горном Трактире, и я готов душу продать за горячую еду и теплую постель.

Тяжелые тучи над головой обещали снег, за последние два дня сильно похолодало. На Киалле были только шерстяная рубашка и штаны, и Чареосу при одном взгляде на него делалось холодно.

— Надо было купить перчатки, — сказал он, дуя на руки.

— Ничего, и без них неплохо, — бодро отозвался Киалл.

— Мне бы твои годы, — буркнул Чареос.

— Больше полусотни тебе не дашь, — усмехнулся Киалл. Чареос, сдержав сердитый ответ, направил жеребца вниз по склону. Жизнь идет по кругу, сказал он себе, вспомнив, как сам дразнил старого Калина. Старого Калина? Ему тогда было сорок два — на три года меньше, чем теперь Чареосу.

Жеребец поскользнулся. Чареос вздернул его голову вверх и откинулся назад. Серый восстановил равновесие и добрался донизу без происшествий. Тропа превратилась в горную дорогу, накатанную колесами телег, возивших лес в Тальгитир. Деревья здесь укрывали от ветра, и Чареос немного согрелся. Киалл поравнялся с ним. Серый тут же примерился укусить мерина, тот взвился на дыбы, но парень удержался.

— Продал бы ты этого зверя, — сказал он. — В нем черт сидит.

Это был хороший совет, но Чареос знал, что не расстанется с серым.

— У него скверный нрав, и он не выносит общества. Но мне он нравится. Он похож на меня.

Они выехали из леса. Внизу стояла кучка домов, посередине — трактир. Из двух его каменных труб валил дым, а у дверей собралось множество народу.

— Плохо мы подгадали, — проворчал Чареос. — Лесорубы явились на обед.

Путники въехали в селение. Конюшни помещались позади трактира. Чареос расседлал серого, ввел его в стойло, наложил вилами сена в кормушку и почистил коня. После они с Киаллом направились в дом. У огня места им не нашлось, и они уселись за стол. К ним подошла дородная женщина:

— Доброе утро, господа. Есть пироги, хорошая жареная говядина и вкусные медовые коврижки с пылу с жару.

— А комнаты найдутся? — спросил Чареос.

— Как же, сударь! Та, что наверху, свободна. Сейчас велю развести там огонь, и она скоро натопится.

— Мы поедим там, — сказал Чареос. — А пока что будьте добры подать нам подогретого вина.

Трактирщица поклонилась и исчезла в сутолоке. В этой тесноте Чареос чувствовал себя неуютно: было душно, воняло дымом, потом и вареным мясом. Вскоре женщина вернулась и провела их по лестнице в верхнюю комнату. Она была большой и холодной, хотя в очаге развели недавно огонь, но в ней имелись две мягкие кровати, стол и четыре удобных обшитых кожей стула.

— Скоро нагреется, — сказала женщина. — Еще и окно придется открывать. Левую ставню немного заедает, но вы толкните посильнее, она и отворится. Сейчас принесу вам поесть.

Чареос снял плащ и пододвинул стул к огню. Киалл уселся напротив, наклонившись вперед: спина уже заживала, но еще давала о себе знать.

— Куда мы направимся потом? — спросил он.

— На юго-запад, в надирские земли. Там мы найдем след разбойников, напавших на вашу деревню. Авось Равенну уже продали — тогда постараемся выкрасть ее.

— А как же другие?

— Помилосердствуй, мальчик! Они разбросаны по всей степи. Некоторые к тому времени будут перепроданы — всех нам никогда не найти. Пораскинь мозгами. Бывал ты когда-нибудь в степях?

— Нет, — признался Киалл.

— Они огромны. Неоглядные просторы, бескрайние пустыни, укромные долины. Звезды кажутся близкими, и пеший может бродить там целый год, не встретив ни одной юрты. Надиры — кочевой народ. Сегодня они покупают рабыню, скажем, в Тальгитире, а через три месяца они, глядишь, уже в Дренае. Они едут куда хотят — если только хан не созовет их на войну. Равенну и одну нелегко будет отыскать — поверь мне!