— Малика, наверное, переборщила с бараниной. — Женщины с помощью слуг Марцелино и Евки вынимают половину туши из морозильной камеры и бросают на кухонный стол.

— Как мы это разделаем? — заламывая руки, спрашивает Хадиджа.

— Мы умеем, maam, — подключается тихий и услужливый ганец. — Мы из рода охотников.

В следующее мгновение он вытягивает из-под широкой одежды острый как бритва тесак и маленький ножик.

— Он что, всегда с собой это носит? — спрашивает мать по-арабски и удивленно приподнимает брови.

— Мы должны чувствовать себя в безопасности, — отвечает дочка и добавляет: — А может, лучше сразу удрать? Ведь если на него кто-то прикрикнет, он, возможно, возьмет и очень ловко отсечет ему голову. — И она взрывается бешеным смехом.

— С костями или без? — уточняет Марцелино.

После полудня приходит помогать еще и Алиса из бюро со своим «братом», который оказывается замечательным барменом.

— Никогда не было у нас в доме столько алкоголя. И крепкого! — Мать недовольно косится на отдельный столик. — Знаю, что так и должно быть, но наверняка Аллаху это не понравится.

— Таковы уж эти дипломаты, постоянно пьяные. — Хадиджа шутит, игриво подмигивая. — Никто никого не заставляет напиваться до смерти, но на таких приемах просто должны стоять бутылки. Иначе в следующий раз никто не придет. Так утверждает моя старшая сестра, а она знает, что говорит.

— Ну что ж, таков мир, — вздыхает старая ливийка. — Пусть тебе крестные это приносят и ставят. Мы не должны к этому прикасаться, хватит того, что это делает Малика.

— Кускус готов? А как ягнятина, мягкая? Siorba[25] не подгорела? Крем-карамель не жидкий? — Хозяйка приема как сумасшедшая влетает в дом за полчаса до начала ужина и засыпает девушек на кухне тысячами ненужных вопросов.

— Иди умойся, переоденься, а то некому встречать гостей. Ты должна быть готова, дама. — Мать впихивает Малику в ванную.

— Спасибо вам всем, мои любимые. — Она посылает им воздушный поцелуй. — Если привалит очень большая толпа, то я попрошу вас в салон, где и представлю гостям, так что вы тоже принарядитесь, окей?

— Разумеется, конечно. — Измученные, но сейчас уже очень довольные женщины тоже отправляются в комнаты, чтобы привести себя в порядок и достойно представить свою дочь и сестру.

— Должно быть, забыла, — вздыхает мать после двух часов ожидания в кухне. — Знаешь, какая она загнанная.

— Да, ты права. — Хадиджа разочарованно опускает взгляд и нервно поджимает губы. — Только зачем из нас дураков делать?! — взрывается она.

— Марыся, иди уже спать, утром в школу. — Бабушка необычно резко обращается к заскучавшей внучке, одетой в красивое выходное платьице. — Я расстегну молнию, а остальное ты сама снимешь.

— Но… — Марыся пробует возражать.

— Поговори у меня! — кричит женщина и сразу же закрывает ладонью рот, потому что кухня непосредственно прилегает к салону, в котором развлекаются гости. Оттуда доносятся смех, громкие разговоры, но всех заглушает веселая Малика.

Девочка, видя, что сейчас не может спорить, направляется в спальню, а женщины переходят в маленькую комнатку, в которой стоит телевизор и почти не слышны отголоски веселья. Включают телевизор, усаживаются поудобнее на мягкие диванчики, стягивают обувь и кладут уставшие ноги на низкую лавку.

— А знаешь, мы ведь тоже заслужили что-нибудь элегантное и дипломатическое, — начинает мать, глядя на разочарованную дочку. — Я видела в кухне открытую бутылку красного вина. Пророк Мухаммед в Коране запрещает питие, обещая его, однако, всем, кто пребудет в раю. А потому самое время попробовать что-нибудь, стоящее греха.

— Я принесу. — Хадиджа оживляется, как от прикосновения волшебной палочки.

Женщины прекрасно развлекаются в обществе друг друга, слушая арабскую музыку и рассказывая анекдоты из прошлого. О будущем они стараются не думать — ведь в их семье никогда ничего не известно. Жалеют, что раньше не проводили больше времени вместе и торжественно обещают наверстать это. В полночь разговоры в салоне почти полностью стихают. Слышно только два приглушенных голоса: Малики и ее приятеля из Ганы — Анума. Матери и Хадидже уже нечего ждать, и они расходятся по своим комнатам.

Пора делать следующую оплату обучения в школе, а посольство не дало еще ответа о первой сумме. На проблемы, касающиеся работы, Малика может пожаловаться только дома.

— А дорого ли это, доченька? — спрашивает мать, поднимая глаза от женского цветного шрифта.

— Изрядно, даже очень, — вздыхает Малика. — Мое полугодовое обеспечение едва покроет оплату за обучение и вступительный взнос, а как же деньги на жизнь?

— Не шути! Сколько конкретно? — Мать и Хадиджа внимательно смотрят на Малику.

— При поступлении ребенка в школу взимается около пяти тысяч долларов. А учебный год в начальной школе стоит девять тысяч с чем-то, так что сами видите. И чем дальше, тем дороже.

— Но там же много африканских детей! Неужели у их родителей хватает денег на такое дорогое обучение? — удивляется Хадиджа. — А еще говорят, что на черном континенте беда.. Однако у кого-то здесь все-таки есть деньги.

— За моей подругой Жоржеттой каждый день приезжает шофер на черном «мерседесе», а она удирает и говорит, что папа дает ей самый плохой автомобиль, — подключается к разговору Марыся.

— Вот тебе и ответ, — с осуждением говорит пожилая ливийка. — Послушайте, перед приездом сюда я продала — правда, за гроши — мои свадебные украшения. Это не так уж много, но все же…

— Мама! Бабушка! — выкрикивают они с возмущением.

— Хорошо! Хорошо! — Женщина пренебрежительно машет рукой и продолжает: — У Ахмеда тоже отбила пару тысяч зеленых, значит, могу доложить какие-нибудь три тысячи.

— Я совершенно с этим не согласна! — Малика подхватывается на ноги и зажигает сигарету.

— У меня тоже осталось немного от моей компенсации после развода, на черный день, и я считаю, что он, собственно, настал. — Хадиджа встает, идет в свою спальню и приносит конверт.

— Вы что, обе с ума сошли?! — кричит Малика, рассыпая вокруг пепел. — У меня ведь есть еще стабильный доход от клиники в Триполи! Нужно будет только сделать трансфер и подождать, пока деньги дойдут.

— Почему ты считаешь, что должна отстранять нас от общих забот, дочка?

— А разве у нас есть какой-нибудь парень, который мог бы это сделать? Всегда так было, даже отец занимал у меня деньги.

— Ты мужик в юбке, это каждый подтвердит, но сейчас возьми у нас нашу часть вклада. Как заработаешь, нам что-нибудь вернешь, чтобы мы не просили денег на конфеты. — Мать улыбается и похлопывает сильную и независимую дочь по плечу. — Ты всегда нам помогала, значит, сейчас мы можем по меньшей мере хоть немного отплатить. Ты такая серьезная, Малика!