Пока человеческие ноги одолевали путь к перевалу, Жадный с Дагейдой на спине взобрался на самую вершину горы. Там Дагейда соскочила на землю и проворно взобралась на валун, чтобы быть еще, еще выше! Карабкаясь по камням, она, в своей косматой волчьей накидке, напоминала маленького зверька неизвестной породы, ее бледное личико выражало решимость, большие желтые глаза сверкали упоением и азартом. Она приготовилась к битве, в которой собиралась победить!

Встав на самом верхнем валуне во весь рост, Дагейда огляделась. С голой каменистой вершины открывался широкий вид во все стороны, горы вокруг казались застывшими волнами, покрытыми лохматой зеленой шерстью хвойных деревьев, а копошащиеся далеко внизу люди выглядели горсточками муравьев. Ни Бергвида, ни Вигмара, ни Вильбранда хёвдинга нельзя было из такой дали отличить от последнего тощего пастуха – всякая человеческая доблесть и знатность терялись рядом с простором и мощью Медного леса. Здесь властвовали горы, и с каждой из них Дагейда состояла в кровном родстве. И здесь, в кругу своей исполинской семьи, маленькая ведьма в полной мере ощущала всю свою огромную мощь. Она повелевала этим дремучим и каменным миром, и ветер вершин наполнял радостью ее холодное сердце. Стоя на этой вершине, она словно бы пускала корень, пронзающий насквозь глубины горы, и черпала силы из всех источников, из самих основ Медного леса.

Дочь Свальнира вытащила из-за пазухи клочок туманных волос великана Токкена, из ножен на поясе вынула маленький острый нож, похожий на зуб. Человеческая кровь матери позволяла Дагейде не бояться острого железа, которое приводит в содрогание любую нечисть. Держа в левой руке прядь тумана, правой она осторожно провела по запястью острием ножа, потом бросила нож на землю и ладонью поймала тонкую струйку голубоватой, полупрозрачной крови. Каждая капля крови казалась живой и поблескивала легким перламутровым отсветом.

Когда в ладони набралось достаточно, Дагейда плеснула своей кровью на прядь тумана, и та мгновенно, жадно поглотила ее, не уронив ни капли. Внутри туманного облачка капли ведьминой крови тут же засветились голубовато-сизым светом. Деловито лизнув порез на запястье, который тут же закрылся, Дагейда взяла прядь тумана обеими руками, подняла перед собой и запела:

Пряди тумана

с кровью мешаю,

кровь великанов

с силою мглы!

Морок всесильный

из них я сплетаю:

меркнут все взоры

от чар слепоты!

Дороги и тропы

украдены прядью;

небо закрыто

от взоров с земли!

Тьмой и туманом

окутаны горы,

Мёркер и Токкен

чары сплели!

Дагейда пела, и все бесчисленные корни и камни Медного леса вплетали голоса в ее голос; деревья на склоне раскачивались, валуны под ее ногами дрожали, разбуженные именами древних великанов. Ведьма подула на прядь тумана, та оторвалась от ее ладоней и медленно взмыла в воздух. Дагейда подула еще, и прядь тумана стала быстро расти, увеличиваться частыми толчками, будто какая-то неведомая сила распирала ее изнутри. Туманное облако клубилось, словно внутри него зрел мощный вихрь, что вот-вот вырвется на свободу. В нем мелькали очертания странных, полуразмытых фигур, и сама Дагейда, совсем по-детски приоткрыв рот, восторженно и зачарованно вглядывалась в облако, сотканное ее собственными руками.

Вот уже плотное голубовато-серое облако накрыло вершину горы, скрыло Дагейду и Жадного, лежавшего на земле у ее ног, вот поползло вниз по склонам, скатываясь от вершины к подножию, как лавина, одевая всю огромную гору непрозрачным покрывалом. Было похоже, как будто злобные великаны перевернули сумрачное небо и облака потекли на землю. Спускаясь к подножиям, туманное облако продолжало разрастаться, быстро пожирая пространство, глотая без разбору деревья и валуны, голые скальные выступы и травяные полянки. Капли ведьминой крови, многократно умножившись числом, горели в тумане, как сизые звезды. До сумерек оставалось еще много времени, но над Медным лесом стемнело. Ведьма украла день и смеялась, прыгая на валуне и хлопая в ладоши, как девочка, довольная своей проделкой.

* * *

– Они уже близко! Я их видел! – кричал на скаку Оддглим сын Гуннвальда, со своим десятком ездивший вперед. – Вильбранд совсем близко, за той горой. И Бергвид пошел прямо на него! Постоял, потом пошел!

– Думает, с ним легче справиться! – заговорили вокруг те, кто его услышал. – Мы-то его уже били, а Хетберг еще нет!

– Нагони Вильбранда хёвдинга и скажи ему, что мы здесь! – велел Вигмар Оддглиму. – Пусть стоят и ждут: мы его раздавим!

Войско ускорило шаг: многодневный переход утомил людей, но теперь, когда победа была почти в руках, у всех прибавилось сил. Смущали только сумерки, наступившие неожиданно быстро: всем казалось, что полдень миновал совсем недавно и для преследования врага еще достаточно времени. Но вот уже воздух темнеет, а за низкими серыми облаками не видно неба…

– Не нравится мне это… – бормотал Гейр Длинный.

Вигмар молчал, но ему тоже «это» не нравилось. Для сумерек еще рано, и на простое ненастье было совсем не похоже. Оглядываясь, Вигмар острым ищущим взглядом окидывал ближайшие горы. Он знал, кого ищет. С горы впереди потянуло тонким холодком, и Вигмар привстал в седле, пытаясь увидеть ее вершину. Это был не простой ветер, это было дыхание великаньей ворожбы, с которой он сталкивался всего несколько дней назад в долине Хаукдален.

Дагейда! Вигмар не видел ее, но не сомневался, что дочь Свальнира где-то рядом.

– Ну и туман! Туман-то! Ты погляди! – раздавались голоса вокруг. – А ведь вечер на носу, не утро! Откуда такая напасть?

Вигмар придержал коня, дружина позади него замедлила шаг. Прямо навстречу войску с горы густыми волнами сползало плотное туманное облако. Вигмар вынул из петли у седла Поющее Жало. Золоченый наконечник копья вспыхнул молнией – копье тоже чуяло поблизости враждебную ворожбу. Вигмар повернул копье острием вперед, и от острия полетели золотые искры. Люди вокруг ахнули: полосы тумана, уже дышавшие в лица людям, лопнули и повисли, как разрезанная ткань, между ними мелькнули прозрачные струйки чистого воздуха.

Но туманное облако было слишком велико, чтобы Поющее Жало могло разорвать его все. Движение дружины замедлилось, потом вовсе остановилось: Вигмар и ближайшие к нему передние ряды стояли на самой вершине перевала, но не видели впереди долины. Перед ними расстилалось сплошное море тумана. Серый, колеблющийся, он казался живым и жадным, ждущим поживы. Он уже съел тропы и горы, и даже Вигмар придерживал коня, не решаясь спускаться в это серое море со смутно мелькающими сизо-голубоватыми, зеленоватыми, перламутровыми звездочками, глазами болотных духов.

– Ох, он уходит, уходит! – Где-то под мордой Вигмарова коня вертелся Спэрра и ныл плаксивым голосом, корча всевозможные нелепые рожи в знак своего огорчения. – Шкура уходит! Сестра Жадного спрятала его! Она украла дорогу! Она всегда крадет дороги! Что хочет, то и делает!