* * *

Они поднимались в горы по глухому тёмному лесу вдоль левого берега реки. Под ногами сплошным ковром пружинил густой мох. Иногда попадались поляны, заросшие брусничником, колючие кусты дикой малины цеплялись за одежду. Порой огромные валуны преграждали путь реке, и она широким потоком падала с высоты, образуя над водопадами радужные мостики.

Андерс постепенно привыкал к таёжной жизни. Вечером он уже самостоятельно ставил палатку, разжигал костёр. Полина смогла больше времени уделять охоте. Маг убедился, что Ким хорошо обучил свою ученицу. Каждый вечер на ужин у них было свежее мясо.

Только на пятый день похода они вышли к подножию перевала. Долина заметно расширилась, остались позади тайга, карликовые берёзки и кедровый стланик. Впереди – дикое нагромождение камней и скал. На фоне ярко-синего неба чётко вырисовывались силуэты белоснежных вершин, и хорошо просматривалась седловина перевала. Перед последним восхождением они расположились на ночлег на границе между зарослью карликовых берез и голыми камнями. Чем выше они взбирались, тем становилось холоднее. Иногда налетали тучи с мокрым снегом и дождём. Трудная дорога давно уже примирила путников. К концу дня оставались силы только на то, чтобы разжечь костёр, приготовить ужин, разбить палатку. Вот и сегодня наступили лучшие часы дороги после трудного восхождения. Палатку поставили, ужин почти готов, над рдеющими углями жарится нанизанное на прутья мясо рябчиков.

Круг огня отгораживал маленький лагерь от огромного мира. Андерс задумчиво глядел на фантастический пейзаж, окружавший их. На востоке вставала полная луна, заливая лимонным заревом восток. В тёмно-синем бархате неба высыпали холодные, колючие звёзды. Каменные громады с белоснежными вершинами и острыми чёрными шпилями гигантской пилой простирались по всей окружности до горизонта. Отвесные стены скал рассекали ущелья и прямолинейные желоба, по которым низвергались камнепады и снежные лавины. Необузданная, первозданная сила чувствовалась в этих местах. Так было, наверное, с начала времён, когда не было ни богов, ни людей, и правила здесь только слепая сила стихий.

Полина подгребла корявой палкой покрывающиеся пеплом угли поближе к мясу. Её лицо за дорогу осунулось, под грустными глазами залегли круги.

– Ты сегодня весь вечер молчишь?

– Я не знаю, что мне делать. Я вижу перевал, чувствую зов камня, но до сих пор не представляю, что я буду делать, когда мы достигнем этого места. Я просто боюсь, Андерс, – тоскливо сказала она.

– Не грусти, – он придвинулся к ней ближе и обнял за плечи, – завтра, может, взлетишь над этими покорёнными горами и забудешь, о чём сегодня так горько сожалела.

– Я не могу, что-то страшное подкрадывается ко мне, этот свет луны, он томит душу, опутывает холодной паутиной, – на глазах Полины блеснули слёзы. – На сердце такая тревога, я ничего не могу с собой поделать.

Андерс крепко обнял её, заглянул в блестевшие от непролитых слез глаза, промолвил:

– Завтра тебе потребуется много сил. Я шерл, повелитель стихии огня, можно, я помогу тебе прогнать холод? Не сопротивляйся, ты совсем заледенела от страха.

Голос у него стал тёплым, ласковым, а в объятьях было так уютно, что Полина и не думала сопротивляться. Она прижалась к нему, впитывая тепло его тела. Сильные руки Андерса гладили лаская. По телу разливалась истома, прогоняя стылый холод. Он низко наклонился, почти касаясь лица.

– Как ты? – горячий шёпот коснулся губ, разжигая огонь в крови. Хотелось забыть всё и отдаться во власть нахлынувших чувств, но где-то в груди маленьким факелом загорелся ровный холодный свет, который всегда в такие минуты мешал ей. Она отстранилась, высвобождаясь из его объятий. Взглянула в мерцающие при луне серебристым светом глаза.

– Мне замечательно. Всё, что наползало из темноты, исчезло.

– Почему же ты уходишь из моих объятий? – удивился он.

– Не хочу продолжения.

– Почему? – от волнения у него прервался голос. – Я не привлекаю тебя как мужчина?

– Нет, дело не в тебе, а во мне. Я всегда такая. Не обижайся, но я не могу. Завтра на рассвете нам предстоит покорить перевал. Давай спать.

– Ум правит тобой даже в такие минуты. Никто из женщин Делира не пренебрегал мной, – Андерс, от вскипевшего в нём гнева, был готов поджечь этот замерзший, окаменевший мир вместе с маленьким чудовищем, стоявшим перед ним.

– Не надо, Андерс. Я не думала, что ты на меня так обидишься, – тихо попросила Полина.

– Иди спать. Я посижу у костра, – резким голосом приказал он.

– Как хочешь, – вздохнула она, сожалея, что он не захотел её понять.

Забравшись в меховой спальник, Полина согрелась и начала засыпать. Вдруг на грани сна и яви ей послышался рокот барабана. Нет, это был не барабан. Это стучал бубен шамана, его ритмичный стук приближался, нарастал, заставляя биться сердце в такт его ударов. Кровь, словно пламя вспыхнула в жилах и огненным потоком понеслась по всему телу, пробуждая то, что спало в ней в ожидании своего времени. Ритмичный стук бубна сопровождался мелодичным перезвоном колокольчиков, в их перезвон тихо вплелась неясная песня свирели. Звучание всё новых и новых инструментов нахлынуло неожиданной мощной волной, сливаясь в удивительно прекрасную музыку. Прилетевший ветер подхватил мелодии, и они, словно прозрачные разноцветные нити, полетели по воздуху, сплетаясь в кружево волшебного узора. Откуда-то, из глубины подсознания, всплыли слова на древнем, тысячи лет назад забытом языке. Они вплелись в нарисованный музыкой узор, и ветер подчинился словам Силы. Теперь, по её желанию, он мог сровнять с землёй горы или неясно погладить головку у одуванчика, не сдунув ни одну пушинку; одно для него было невозможно – вырваться из волшебного плена.

Выбравшись из палатки на рассвете, Полина вспомнила сон. Да и сон ли это был? Музыка, услышанная на грани яви, пробудила память предков, что дремала в ней, ожидая своего часа. Лишь только Полина напела слова, легко пришедшие на ум, как над ухом тонко, как флейта, запел ветер. Чтобы не разбудить до времени силы, дремавшие веками, она замолчала.

Утром испортилась погода. Небо заволокло серыми тучами, непрестанно сыпал мелкий, колючий снег. Кодар не хотел открывать свои тайны. Седловину перевала закрыл густой туман. Подъём становился всё круче. Сплошные каменные осыпи ещё больше усложняли путь. Несмотря на специальное одеяние, сырой, холодный ветер пронизывал до костей. Они шли, преодолевая склон за склоном, – конца дороге не было видно. Седловина перевала открылась внезапно. Серая стена тумана расступилась, и в разрывах облаков появилась пронзительная, бездонная синева, на фоне которой белоснежно сияли вершины гор. Путники стояли в немом восхищении перед буйством каменной стихии. Казалось, каменное море вздыбило в безумном шторме громадные волны с белыми гребнями и повсюду, куда достигал взгляд, непрерывной грядой шли каменные валы, прерываемые глубокими разрезами ущелий.