– Откуда такая уверенность? – насторожился Молибога, за годы совместной работы так и не сумевший привыкнуть к неожиданным заявлениям следователя. – Я о Мальорке.

– Костюмчик липовый, – пожевал губами Кряжин. – На ярлыках значится, что сшит в Италии, а вот размерчик не бьет.

– Почему не бьет? – удивился Молибога. – Очень даже бьет. Мужик носил вещи пятьдесят четвертого размера. А пятьдесят четвертый размер и обозначается, как «44».

– В Англии обозначается, – Кряжин, присев на порог джипа, щелкнул зажигалкой, и ветер тут же унес сигаретный дымок. – В Америке обозначается. Но в Европе, в частности, в Италии, пятьдесят четвертый размер так и значится – «пятьдесят четвертый».

– На экспорт шили, – возразил криминалист.

– Тогда в слове «Италия» не было бы ошибки. Последняя буква должна быть «уай», а не «ай». Вьетнамцы шили, Коля, – Иван Дмитриевич грустно усмехнулся. – Но не на экспорт, а для внутреннего пользования, потому как мастерская где-нибудь на Колпачной, в подвале, у нас, в Москве. Костюму не больше полугода, как раз с датой вручения удостоверения бьет. Приехал в столицу и сразу купил. Туфли хорошие, но носил в ремонт. Не по-депутатски как-то все это, брат Молибога, ей-богу. Зови врача, понятых, автографы брать будем.

Кажется, закончилось. Труп дактилоскопирован, «пальцы» внутри и снаружи джипа у криминалиста имеются, а это уже кое-что.

– Иван Матвеевич, – обратился Кряжин к своему тезке из судебно-медицинской экспертизы, – а ты что скажешь?

Зная привычку Столярова произносить сакраментальные фразы о неизбежности подтверждения первичного осмотра осмотром более тщательным, уточнил:

– До резекции?

– Исчерпывающий ответ могу дать лишь после вскрытия, – все равно не понял следователя медик, – но навскидку, на глаз...

– Лучше навскидку.

– Трупные пятна, Дмитрич, у людей полного телосложения появляются раньше, чем у худощавых. Если ориентироваться по тем, что у депутата на ягодицах, пояснице и верхнем плечевом поясе, и присовокупить к этому поверхностный анализ посредством пальпации... Сейчас который час?

– Час, – Кряжин работал со Столяровым около четырех лет, поэтому к окончанию филиппики медика уже держал левое запястье около глаз (часов у Столярова никогда не было).

– Значит, между часом ночи и двумя смерть и наступила. Хотя от последнего результата можно отнять еще один час. Уж очень рыхлый наш клиент, Иван Дмитриевич.

Генеральная прокуратура, как обычно в такие дни, подверглась общественному натиску с невиданной силой. На этот раз здание на Большой Дмитровке выдерживало звонки и приезд представителей общественно-политического блока «Отчизна», чей депутат прошлой ночью был убит кровавой рукой, и журналистов, старавшихся как можно быстрее сообщить населению страны об имеющихся версиях убийства.

Телевидение пестрело логотипами блока – голубь на фоне контуров страны. Этот же значок разных величин и разных оттенков располагался за спинами выступающих от имени самого блока. Репортеры, почувствовав простор для ремарок, старались вовсю. Очередное громкое убийство в Москве, целью которого был избран очередной законодатель, уже никого не потрясло: нельзя трястись от регулярности, к ней привыкаешь, и заявления выглядели скорее стандартными, нежели шокирующими. Фразой «убийство депутата Государственной думы» уже никого не удивишь, и размышлений о наступающем неопределенном будущем она не вызывает. Выступил сопредседатель блока, Каргалин, выступил спикер с вице-спикером, выступили рядовые члены:

«Очередной удар преступности по демократии»,

«Убийство, несомненно, связано с профессиональной деятельностью депутата Оресьева»,

«Нам будет его не хватать в этой борьбе с проправительственными силами»,

«Он был хорошим человеком, отзывчивым и принципиальным. Там подскажет, здесь поможет».

Генеральная прокуратура, выслушав, как обычно, все стороны, сделала заявление в лице своего начальника пресс-службы Ропталова:

– Раскрытием данного преступления занимается следственная бригада Генеральной прокуратуры Российской Федерации, оно взято на контроль Генеральным прокурором, о ходе расследования мы сообщим дополнительно.

И ушел от выставленных в его сторону, напоминающих приманку, как палки с кусками мяса, микрофонов. Начальники пресс-служб государственных структур – высокопрофессиональные сотрудники. Сказал, кажется, много, а никто не заметил, что более половины речи занимало озвучивание должностей и ведомств.

Следственная бригада... Это он так, от сердца скорее, чем конкретно. Впрочем, почему от сердца? Скажи начальник информационной службы: «следователь» – не тот уровень, не воспримут. «Следственная бригада» – это то, что нужно. У всех на памяти и бригада Костоева, и бригада Гдляна. Бригады, они почему-то лучше работают, чем просто следователи. Одна голова – хорошо, две – лучше. Невдомек журналистам и гражданам, что одиночки только в кино водятся. Разве следователь, криминалист, судебный медик, оперативный состав, ФСБ, распутывающие один клубок в сто пар рук, – это не «бригада»? Но журналистам нужно, чтобы следователей обязательно было несколько, тогда и получится бригада.

Слово «бригада» очень уж приятно для слуха многих, и остается загадкой, почему так случилось.

От социалистического реализма люди отойти не могут, что ли? От вымпелов «ударников» и социалистических соревнований? В серьезных репортажах журналистов в первые годы перестройки даже юмор проскальзывал, хотя сами они его и не замечали. А люди замечали и выдавали за народное творчество: «Ходил по музею сюрреалист, а за ним по пятам двое социалистических реалистов в штатском». Было дело, было...

«Бригада» – это для многих уже привычка, стиль жизни.

Что касается Кряжина, то он всегда считал, что две головы – это уже некрасиво. А потому возглавлял бригады редко, по необходимости, по приказу Генерального.

Версии... Есть две из них, которые в последние пять лет приходят в голову сразу, и выбить их оттуда бывает порой труднее, чем рассмотреть нож в спине потерпевшего. Первая из них связана с наведением конституционного порядка на южной околице страны, вторая с переделом собственности в ее центральной части. Какие бы очевидные факты, уводящие следствие с этих двух дорог в ходе расследования подобных убийств ни случались, они рано или поздно все равно становятся производными от первых двух.

Подозрений у следователя тем больше, чем меньше он знает, а потому, когда он, как биатлонист, бежит по трассе следствия, пытаясь успеть быстрее собственной отставки, а по обеим сторонам стоят пресса, родственники потерпевшего, его коллеги и кричат: «Давай! Давай!», следствие начинает срезать углы и искать упомянутые первые две версии, чтобы списать труп на естественный отбор в вечной войне на Кавказе или на естественный отбор в вечной борьбе с коррупцией.