— Первый фильм «Коммандо», второй — «Горячая жевательная резинка», — объявил один из матросов.

Мичман начал нажимать кнопки, экран засветился, и началось. Вот это выходной! Спасибо тебе, мичман Марков, что не взял меня со всеми! Мне и тут — ой как неплохо!..

После просмотра я, ошарашенный и горевший желанием с кем-нибудь поделиться впечатлениями, побрел к себе в роту. Старший призыв остался на месте в каюте и, выпроваживая остальных, о чем-то нашёптывали старшему мичману. Скорее всего, сейчас после нашего ухода будут смотреть какую-нибудь «Греческую смоковницу». Эх, я бы тоже посмотрел, да не положено и все тут.

Моя группа была уже в кубрике, кто-то стирал носки, кто-то бездумно сидел на баночках-табуретках, вяло переговариваясь между собой.

Ко мне, облаченный в одни трусы и тельняшку, волоча по палубе шлепанцами, подошёл Федос.

— Прикинь, Маркуша нас на экскурсию сводил! Полдня у его бабки на огороде всей группой убивались — сарай разбирали да копали! Нам полкулька барбарисок отсыпали да обратно отправили. Нас патрули все встречные-поперечные мурыжили… На хрен надо такие увольнения! А ты тут что вытворял?

Помня об «обете молчания», данном в «ленинской» каюте обеспеченцев, я рассказал о том, как выспался, сожрал за всю группу обед и ни хрена не делал. Однако эмоции меня так и распирали, и, всё-таки не удержавшись, я вполголоса рассказал Федосову о просмотре «Коммандо». Тот, скептически выслушав меня и хмыкнув, посоветовал не «заливать».

В понедельник после развода меня не отправили на продсклад к Сахно. Поповских дал команду идти на занятия в составе группы. Через час я стоял в строю своего подразделения по грудь в воде и ждал своей очереди на «трубу». Санинструктор, сидевший на стульчике возле бассейна, скептически смотрел в мою сторону и недовольно кривил губы. Ладно, пусть кривится. После того как я несколько раз прошёл трубу, наш капитан-лейтенант подозвал к себе санинструктора, о чём-то с ним переговорил, кивая в мою сторону. Мне командир ничего так и не сказал, не похвалил, не расспросил, как я преодолел свой страх «трубы». Как будто ничего и не случилось. Меня это даже чуть задело. Может, Поповских был недоволен, что вместо так ожидаемого им Мотыля я остался в группе? Расспрашивать о чём-то и допытываться — не мой уровень. Вроде бы меня оставляют, и слава богу! Остальное не моего ума дело.

Служба и учёба пошли своим ходом. Моё возвращение явно обрадовало только Федосова, остальные матросы, по-моему, даже и не помнили о моей краткосрочной отлучке и работе на продовольственном складе. Свою часть в заранее отработанной старшаками «схеме» перестановки штатных единиц я отработал, и ко мне претензий не было.

Занятия продолжались и с каждым днем были все напряжённее и напряжённее. Подготовительную часть программы по водолазной подготовке мы отработали. С нами провели контрольные занятия, выставили оценки в журнале боевой подготовки, подчеркнули красной линией — в следующем учебном периоде у нас «водолазка» будет посложнее: будем работать с аквалангами, в гидрокостюмах, с автоматами подводной стрельбы, учиться ориентированию под водой и изучать подводные буксировщики, а пока хватит.

Теперь основной упор Поповских уделял тактико-специальной подготовке, топографии и стрельбе. Методики огневой подготовки у капитан-лейтенанта были свои, никем не признанные и не описанные в курсах стрельб и наставлениях. По слухам, гулявшим среди матросов, нашему каплею частенько «вдували в баллоны» за самостоятельность и нарушение правил техники безопасности. Непреложной истиной в огневой подготовке для каплея было знание материальной части вооружения. Он абсолютно наплевательски отнёсся к тем знаниям, которыми нас снабдили в учебках.

— Меня не волнует, что вы там изучали, и разбирали, и из чего стреляли! Снайперами-оленеводами вы были на гражданке или значкистами ГТО, активистами-комсомольцами — абсолютно не гребёт! Я пущу в свободное обучение лишь того, кто сможет сделать так!

При разговоре Поповских стоял лицом к строю, АКМ-С висел у него на шее и руки свободно лежали на автомате, сзади него стояло два матроса-«годка» из роты, обеспечивающие учебный процесс и помогающие в проведении занятий. Один из матросов без команды достал из подсумка РД-54 картонную трубку ракеты и открутил колпачок. Шшшшуууххх!

Ракета по пологой дуге ушла в воздух. До этого капитан-лейтенант даже не шевельнулся. После запуска каплей в доли секунды вынул из подсумка магазин, на глазах у нас снарядил его двумя патронами, вынутыми из кармана, пристегнул магазин и, не снимая автомат с шеи, двумя выстрелами сбил ракету на излёте. Я рассказываю дольше, чем всё это происходило. Никто из матросов в первые секунды ничего не понял. И только спустя несколько мгновений по всей группе прошёл восхищённый вздох: «Оххх… нихххххх!».

— Итак, — спокойно продолжал Поповских, — кто сможет это повторить — огневую подготовку будет посещать, только когда захочет. Кто пробует и у него не получается — до конца всей службы таскает на стрельбы ящик с учебно-материальной базой на всю группу! Итак, желающие?

Никто не выявил желания даже попробовать. Я точно знал, что у меня вряд ли так получится. Позже, уже учась в училище, служа офицером, сколько я ни тренировался, у меня так ни разу и не получилось. Лишь один раз на каком-то блокпосту мне показал своё мастерство «срочник»-сержант, якут. Он также сбил ракету выстрелом, но из СВД, и при этом магазин уже был пристегнут и снаряжен.

Теперь мы заново записывали в своих блокнотах, что такое выстрел, его физическую сущность, и наизусть заучивали все детали и механизмы автомата Калашникова, пулемёта, гранат, гранатомётов, пистолетов. Разбирали мы оружие не только на столах в открытом учебном классе и на плащ-палатках. Запомнилась разборка оружия на ходу, когда надо было распихивать все элементы по карманам, а потом собирать. Один из «киевлян» при такой разборке потерял крышку ствольной коробки, и мы все группой ползали и воспитывались «через коллектив». Постепенно я приноровился к такой разборке. Вечером с Федосовым мы выпросили в баталерке у Маркова свои маскхалаты, и, пока я его отвлекал, доставая свой вещмешок, привезённый из учебки и задавая глупые вопросы, Федос запихнул за пазуху форменки еще один халат и ретировался в кубрик.

Уворованный халат мы располосовали и, вооружившись иглами с нитками, пришили на грудь по два объемных кармана. Чтобы «специально оборудованные» костюмы не перемешались с остальными в общей стопке, пришлось наврать замкомгруппы, что командир дал распоряжение хранить маскхалаты в рюкзаках. Марков поворчал, вечером после ужина построил всю группу, выдал рюкзаки и приказал их укомплектовать. Позже сам Марков признал, что снаряжение группы на занятия и выдача имущества стала намного проще и быстрее. Куда проще выдать уже укомплектованный рюкзак, чем возиться по нескольку минут у каждой военно-морской шмотки.

На следующий день на занятиях по тактико-специальной подготовке при выдвижении в район командир чуть ли не на бегу дал команду: «Разобрать оружие». Мы с Федосовым, следуя друг за другом след в след, закинули ремни на шею и начали разборку. Так было намного проще, разобранные детали сразу же складывали в нашитые карманы. Собирали, доставая детали в обратном порядке. Нормально — «рацуха», так сказать! Поповских отметил наши старания одобрительным хмыканием и осмотрел нашитые карманы. Хорошо не поинтересовался, из чего мы их скроили. Да и не царское это дело. Никому он не приказал и не посоветовал сделать так, как у нас. По его мнению, личный состав должен прийти к этому сам — не через голову, так через руки и ноги. Вечером пришлось отдать куски «зашхеренного» маскхалата на растерзание суровой общественности. Потом оказалось, что в эти карманы можно класть что угодно — детали автомата, пустые магазины, сухари, куски сахара, сигареты, спички — да много чего.