Она схватила трубку.

– Одри, это правда? – Том, как всегда, был насмешлив.

– Что именно?

– Про душевную драму.

– Правда. Я жалею об ушедшем лете, а так же об истреблении снежных барсов.

– И в этом состоит драма?

– Конечно! А ты о чем подумал?

Том рассмеялся.

– Ты – прежняя. А у меня… а у меня действительно драма. И еще я должен извиниться перед тобой.

– Ты ничего не должен. – Она заставила себя принять светский тон. – Как у тебя дела?

Том вздохнул, как будто ждал этого вопроса.

– Я опять ездил в Кливленд…

– Зачем?

– Ну… там живет Лора.

– Ах, ее зовут Лора. Вот куда ты время от времени пропадаешь на несколько дней?

– Да. Одри, ты должна знать. Я… меня заставляют на ней жениться.

– Ты за этим и звонишь?

– Ну что ты!

– Ты хочешь быть честным, понятно. Но я и так на тебя не держу зла. Только давай перестанем обсуждать твою свадьбу.

– Да может ее и не будет! Мне как раз нужен твой совет. Мне важно, что ты думаешь.

– То есть ты хочешь, чтобы я решила за тебя: жениться на Лоре или нет?

– Или на тебе.

– Очаровательно! – взорвалась она, – Том, ты в своем уме?!! Или звонишь, чтобы поиздеваться надо мной?!!

Она постаралась унять гнев. Все-таки надо держать себя в руках, как бы ни было это трудно и даже иногда бессмысленно. Но достойный ответ дать очень хотелось.

И она дала:

– Знаешь, Том, я бы согласилась выйти за тебя, но мне подруги не советуют.

Он засопел в трубку:

– Ты не поверишь, Одри! Друзья мне тоже не советуют жениться на тебе!

– По причине возраста?

– И не только. Конечно, это глупость: при чем тут возраст? Я, Одри, может, один раз в жизни по-настоящему…

– Я, кажется, слышала такую же фразу про Софи.

– Дурочка! Ты что, ревнуешь? – В его голосе звучала настоящая нежность. – Прошло меньше года, как она меня бросила, а я ее уже давным-давно забыл. Благодаря тебе! Одри…

– Что?

– Ничего. Мне просто нравится произносить твое имя. Может быть, мне теперь долго не придется говорить его вслух.

– Том, что ты от меня сейчас хочешь?

– Просто услышать. Я скучаю по тебе. Честно-честно. Мне тебя не хватает.

Что на такое скажешь? Она вздохнула.

– Том, я все понимаю, но ты должен тоже понимать: наши пути… как бы сказать…

– Расходятся.

– Вот именно. И давай проведем грань, за которую не будем никогда заходить.

– Ты хочешь, чтобы мы всегда были просто друзьями?

– И без двойных шуточек.

– И без попыток тебя соблазнить.

– И без упоминания о твоей Лоре.

– Протестую! Друзья имеют право обсуждать свою личную жизнь. Ты вот тоже кого-то нашла. Кто он?

– Не скажу. Но, между прочим, я не спрашиваю у тебя совета: выйти замуж за него или за тебя.

– А зря! Я бы вмиг склонил тебя к своей кандидатуре. – Том вздохнул. – Ладно. Тебя не переспоришь. Но, Одри, неужели ты такая наивная, что не понимаешь: мы не скоро забудем друг друга. Я имею в виду то, что как раз было за гранью, которую ты хочешь провести.

– Значит, ты согласен?

– Согласен.

Одри вдруг почувствовала чудовищное опустошение внутри.

– Одри.

– Что?

– Ничего. Имя у тебя хорошее. Нет, я могу, конечно, шептать его по ночам, но, боюсь, жена не оценит.

Она потеряла терпение.

– Понимаю. Мне очень жаль, Том. – Она уже не владела собой. – Но мы либо не говорим о твоей свадьбе, либо не говорим вообще. Ни о чем.

– То есть я тебе больше не нужен и могу быть свободен?

Одри встряхнула головой, прислонив ладонь к губам:

– Да, ты мне больше не нужен и можешь быть свободен.

– Действительно, хватит мотать друг другу нервы. Я… мы все равно будем дружить! И ты от меня не отвяжешься. Пока! – Он повесил трубку.

Одри показалось, что ее разрывает на тысячи мелких осколков. В груди болело и не хватало воздуха. Том… Что же она будет делать без него? Том… и брат, и друг, и желанный любовник, и целый мир. И она его потеряла.

Наступило время, и Тому пришлось сообщить о своих новых фирмах и об увольнении. Ноябрь, особенно вторая его половина, выдался сухим и холодным, с неба изредка сыпал мелкий снежок, похожий на крупу, и тогда становилось по-рождественски светло, светлело и на душе. Но это был пока еще ноябрь. Том увольнялся. Ни о каком пикнике по случаю его ухода не могло быть и речи.

Его провожали на другую работу, как будто в другой город или на другой континент. В клубе, где они часто проводили время, где отметили половину всех праздников, случившихся за годы их дружбы, коллеги и сокурсники оккупировали несколько столов, и конечно все не уместились, поэтому распространились по целому залу, и через пару часов заведение уже полностью было в их власти. Одри хотелось плакать. Она старалась держаться, отлично понимая, какую почву для сплетен сейчас может создать своим унылым видом. Это Том уходит, а ей еще придется здесь работать.

Поэтому, искрясь напускным весельем, она позволяла за собой ухаживать всем мужчинам подряд, даже нахальному Джону. Сегодня все было, как в ранние студенческие времена: вокруг Одри сосредоточилось главное мужское внимание, а ей становилось каждый раз не по себе, когда Том игнорировал ее, словно боялся нарушить какой-то придуманный им сценарий. Она твердо решила, что сегодня выяснит их отношения, она нацелилась на результат, и ее уже ничто не могло вывести из состояния этой холодной готовности.

Наконец Том, словно виновник грандиозной презентации, прервал раздачу интервью о жизненных планах и успехах в среднем бизнесе, подсел к Одри, положив ей руку на плечо, и тихо зашептал:

– Я устал, сестренка. Пойдем отсюда? Давай бросим их всех и убежим!

Одри молчала. Сердце давно уже кричало: «Давай! Я готова пойти с тобой хоть за край света!». А разум, как всегда, не позволял совершить ошибки. Иногда Одри даже жалела, что у нее такая крепкая выдержка. Иногда хотелось закатить простую женскую истерику, когда слезами и ложью можно добиться своего…

– Одри. Пойдем, прошу тебя. – Он приподнял ее за талию и потянул на себя.

Она повиновалась, но опять же молча. У входной двери обернулась, посмотрела на публику за столами, которая так откровенно наблюдала за ними, что даже гомон в зале стих, зло подмигнула Джону и вышла в ночной холод.