На миг я подумал, что Тарс Таркас убьет его, да и вид Лоркаса Птомеля не предвещал для негодяя ничего хорошего, но их минутное настроение уже прошло. Изначальная натура взяла верх, и они улыбнулись, хотя и не рассмеялись громко, а ведь, с точки зрения марсиан, поступок воина был необычайно остроумен.

Сам я, разумеется, ни на секунду не оставался простым зрителем. У меня было какое-то предчувствие, потому что я напрягся для прыжка уже в тот миг, когда удар лишь грозил прекрасному, с мольбой обращенному к совету лицу. И, прежде чем опустилась рука, я уже преодолел половину расстояния.

Мерзавец еще смеялся, когда я бросился на него. Он был двенадцати футов ростом и вооружен до зубов, но меня охватила такая безумная ярость, что я готов был сразиться со всеми, кто находился в зале. Когда воин обернулся на мой крик, я ударил его по лицу. Он выхватил короткий меч, я выхватил свой и прыгнул ему на грудь, встав одной ногой на рукоятку его пистолета и ухватившись левой рукой за один из его огромных клыков. При этом мечом я наносил удар за ударом по его широкой груди.

Марсианин не имел возможности воспользоваться своим мечом, так как я был слишком близко, и не мог вытащить пистолет, хотя и пытался сделать это, вопреки марсианскому обычаю, запрещающему защищаться тем видом оружия, каким не владеет противник. Все его отчаянные старания стряхнуть меня ни к чему не привели. Несмотря на свой огромный рост, он оказался побежден и через несколько мгновений рухнул на пол безжизненной окровавленной массой!

Дея Торис приподнялась на локте и испуганно наблюдала за поединком. Я наклонился к ней, взял ее на руки и отнес на одну из скамеек у стены зала.

Никто из марсиан не остановил меня. Оторвав лоскут шелка от своего плаща, я попытался унять кровь, лившуюся у нее из носа, и вскоре мне это удалось. Как только к девушке вернулась способность речи, она положила руку мне на плечо и сказала, глядя прямо в глаза:

– Почему вы это сделали? Вы отказали мне в простом внимании в первую минуту нашей встречи! А теперь рискуете своей жизнью и убиваете ради меня одного из ваших людей. Я этого не понимаю. Что вы за странный человек, почему живете с зелеными, хотя с виду принадлежите к моей расе, а цвет вашего лица лишь немного темнее цвета белых обезьян? Скажите мне, кто вы?

– Это странная история, – отвечал я, – и слишком длинная, чтобы сейчас ее рассказывать. Она самому мне представляется столь невероятной, что вряд ли ей поверят другие. Пока могу лишь сказать, что я ваш друг, защитник и слуга, если это допустят мои враги.

– Значит, и вы пленник? Но почему же у вас оружие и регалии таркианского вождя? Как вас зовут? Откуда вы?

– Да, Дея Торис, я тоже пленник. Меня зовут Джон Картер, родом я из штата Виргиния, Соединенные Штаты Америки – это на Земле. Я не знаю, почему мне разрешено носить оружие, а что это эмблемы вождя – даже не подозревал.

Наш разговор был прерван приближением одного из воинов, который нес оружие, амуницию и украшения, и одна из загадок была решена. Это были вещи моего мертвого противника, а во взгляде воина я прочел ту же сдержанную почтительность, какую раньше проявлял другой воин, вручивший мое первоначальное обмундирование. Теперь только я понял, что во время первого столкновения в приемном зале убил моего противника.

Отношение ко мне моих хозяев теперь объяснилось. Жестокие марсиане обладали своеобразной суровой справедливостью (что позволяет назвать Марс планетой парадоксов). Я победил в бою – мне полагались почести, амуниция и статус убитого врага. Я был настоящим марсианским вождем, именно этим объяснялась та сравнительная свобода, которой я располагал, и привилегия присутствовать на совете.

Когда я принял вещи убитого воина, Тарс Таркас и многие другие направились к нам. Глаза Тарса Таркаса с забавным недоумением разглядывали меня. Наконец он обратился ко мне:

– Вы говорите на языке Барсума удивительно хорошо для человека, который лишь недавно попал к нам. Где вы изучили его, Джон Картер?

– Вы сами, Тарс Таркас, дали мне эту возможность, приставив ко мне талантливую учительницу. Своими успехами я обязан Соле.

– Это она ловко сделала, но в остальном ваше воспитание оставляет желать лучшего. Ваши поступки неслыханно дерзки. Знаете, что случилось бы, если б вам не удалось убить вождей, чьи знаки теперь красуются на вашем теле?

– Полагаю, сам был бы убит, – улыбнулся я.

– Нет. Мы убиваем пленников только при самообороне. А так предпочитаем сохранять их… для других целей, – ответил Таркас, намекая на неопределенные, но явно весьма серьезные перспективы.

– Одно еще может спасти вас, – продолжил он, – если Тал Хаджус за вашу удивительную смелость, ловкость и решительность возьмет вас на службу. Тогда вас примут в общину и вы станете полноправным таркианцем. Воля Лоркаса Птомеля такова: мы направляемся к резиденции Тала Хаджуса, пока вам будут оказываться почести, принадлежащие вам по праву ваших подвигов. Мы будем обращаться с вами как с таркианским вождем. Но знайте, что мы доставим вас к нашему могущественнейшему и жесточайшему повелителю, хотите вы того или нет. Я закончил.

– Я выслушал вас, Тарс Таркас, – ответил я. – Вы знаете, что я не барсумец. Ваши пути – это не мои пути, поэтому действовать я буду только в согласии с собственными принципами. Не задевайте их – и я никого не трону, заденете – пеняйте на себя. Каждый барсумец должен уважать мои права чужестранца. В одном можете быть уверены: всякий, кто посмеет обидеть или оскорбить эту девушку, будет иметь дело со мной. Мне известно, что вы презираете благородство и великодушие, но я не могу сказать этого о себе. И знайте, что эти качества вполне совместимы с достоинствами настоящего воина, это я готов доказать в бою.

Тарсу Таркасу, по-видимому, понравился мой ответ, хотя он отозвался на него довольно загадочной фразой:

– А я думаю, что хорошо знаю Тала Хаджуса, джеддака Тарка.

Закончив разговор, я помог Дее Торис встать на ноги, и мы направились к выходу под растерянными взглядами вождей и стражниц. Теперь я сам был таким же вождем и был готов отвечать за свои поступки. Никто не остановил нас, и вот Дея Торис, принцесса Гелиума, и Джон Картер, джентльмен из Виргинии, в сопровождении верного Вулы, при гробовом молчании вышли из приемного зала Лоркаса Птомеля,