– Хм… И куда старикашка подевался? – буркнул я. – Двести лет он тут убивается! Все кругом с ума посходили…

– Господин Артаке, – осторожно поинтересовалась девушка, – а вы что, никогда брауни не видели?

Я не сразу и понял – о чем это она говорит.

– Брауни? Это домового, что ли?

– Можно и так сказать. Говорят, раньше у них были коричневые волосы, из-за того и прозвали так – брауни. Но потом они поседели, а прозвище осталось. Нашего брауни только седым помнят.

– Думайте, фрейлейн Кэйтрин, не спешите с ответом, – заторопился я. – С Томасом и Курдулой посоветуйтесь.

Если бы я не видел старикашку своими глазами, не поверил бы… но, с другой стороны, день сегодня солнечный. Голову напекло, примерещилось. Нет уж, поеду-ка я лучше в город. Наверное, стоит отвлечься – побродить по лавкам, побывать у оружейника. Где там мой Гневко? И еще бы распорядиться, чтобы покойников закопали.

Я рассматривал часы, расставленные в передней комнате, а сзади, за открытыми дверями, трудились часовщики. Судя по топоту детских ножек, доносящихся сверху, второй этаж был жилым. Шуршание напильников, лязг кусачек и ядовитые испарения кислоты мешали выбирать товары, но что делать – в этом городе лавки размещались прямо в мастерских.

Несмотря на ограниченное пространство, выбор был на любой вкус – часы напольные и настольные, карманные и каретные. Глаза разбегались, и решить, что конкретно мне нужно, было трудно. Наконец я остановился на каминных часах. Мне они понравились – не слишком вычурные, в меру тяжелые. Подставка из зеленого камня, два бронзовых коня, поддерживающие циферблат. Чем-то они напоминали древний герб – простой, без излишеств.

Представив, как в зимнюю стужу сижу перед камином, смотрю на языки пламени и время от времени бросаю взгляд на циферблат, следя за минутной стрелкой, я самодовольно усмехнулся. Теперь часы мне нужны не для того, чтобы не прозевать сигнал к атаке, а чтобы не пропустить обед. Стоп! Почему я должен следить за временем? Нет уж, пусть кухарка накрывает на стол не по часам, а когда я захочу!

В лавке не было приказчика, стремящегося навязать ненужный товар или помочь покупателю. Но когда выбор был сделан, словно прочитав мои мысли, из мастерской явился хозяин. И почему все считают, что часовщики субтильный народ? Этого мастера – да в тяжелую бы пехоту!

– Берете? – только и спросил он, а когда я кивнул, обозначил цену: – Десять талеров.

Я в раздумчивости потер подбородок (надо бы обзавестись бритвой или узнать, где тут ближайшая цирюльня), мысленно взвешивая тяжесть своего кошелька. Как на грех, там звенело талеров пять, с мелочью. Видимо, придется заезжать к Мантизу и брать деньги на «обзаведение хозяйством». Часовщик расценил мои сомнения иначе.

– Могу сбавить до восьми талеров. Крайняя цена – семь, но в этом случае до гостиницы довезете сами.

М-да, вот об этом я тоже не думал. Представив себе, как везу на гнедом каминные часы, развеселился. Да и зачем мне часы в гостинице? Пусть везут сами, а рассчитаюсь по прибытии товара.

– Скажите, любезный, а вы сможете доставить часы в мою усадьбу? – поинтересовался я. Уточнил: – Раньше она принадлежала Йоргенам.

– Вы, стало быть, местный, – с неким разочарованием протянул часовщик. – Так бы сразу и сказали.

– А что это меняет? – удивился я.

– Если вы здешний, цена за часы – два талера.

– Странно, – удивился я. – Обычно цены одинаковые – что для приезжих, что для местных.

– Ну, господин рыцарь, не скажите, – засмеялся часовщик. – Местные не купят часы за четыре талера.

Я чуть было не спросил – но вы же только что назвали другую сумму, – но тут до меня дошло, что часовщик просто заламывал цену, чтобы дать пришлому купцу возможность поторговаться. А ведь окажись у меня при себе десять талеров – купил бы и не задумался. Подобная роскошь в Швабсонии обойдется в талеров сорок, а то и больше.

– Значит, два талера – это с доставкой? – на всякий случай поинтересовался я.

– Ну да, – кивнул часовщик. – Усадьбу рыцаря Йоргена я знаю. Я самолично все уложу, оберну, сынишка доставит. Конечно, – замялся мастер, – вы можете сами забрать товар, но часы – хрупкая штука. И на дороге всякие оборванцы шалят, могут ограбить. – Не дожидаясь моего ответа, мастер рявкнул: – Иоганн, серого запряги!

Я не успел спросить, мол, не боится ли мастер за ребенка, но, когда к нам вышел «сынишка», лишь уважительно крякнул. Послушный сын кивнул и отправился выполнять приказ, а папаша крикнул вслед:

– И дубинку не забудь!

Посмотрев на меня, часовщик виновато развел руками:

– Он у меня непутевый, все норовит кулаком бить. Не понимает, что можно пальчики повредить.

Я опустил взгляд на руки мастера. Ну, если эти сардельки он называет пальчиками, то я уже и не знаю… И как они с тонкой работой справляются? Чудеса. Не стал говорить, что оборванцев уже можно не опасаться, вытащил кошелек:

– Вот деньги, а часики доставьте в усадьбу, оставите кому-нибудь из слуг.

Приняв монеты, часовщик посмотрел на меня с неким недоумением. Наверное, ждал, что я начну торговаться и мы сойдемся на одном талере. Что ж, дам возможность людям подзаработать!

Мастер продает по четыре талера то, что потом перепродается по сорок! А почему бы ему самому не возить часы на продажу? И почему местные купцы не догадались скупать товар?

Неужели я самый умный? Конечно, далеко не дурак, но не стоит считать дурнее себя купцов, получающих прибыль из петушиного крика. Что служит препятствием для торговли? Пошлины, дурные дороги, война. Войны сейчас нет. Таможенные пошлины? Пусть владетели государств накручивают какие угодно пошлины, но купцы все равно будут в выгоде. Часы-луковицы уйдут по цене бриллиантов, а часики-медальоны – еще дороже. Все королевские и герцогские дома Швабсонии выстроятся за ними в очередь. Возможно, дело в дороге. А что в ней не так? Дорога долго шла по ущелью, но мы с гнедым и Кургузым ее одолели без особых напрягов. Утомляло лишь то, что не попадались ни постоялые дворы, ни трактиры. Хорошо, что прихватил толику провизии да полмешка овса. Но я был один, а купец ради выгоды свой обоз и по бездорожью провезет, а надо – так и на пузе проползет.

Странные купцы в Вундерберге. Ну, узнаю со временем, в чем тут дело.

Поставив Гневко в стойло, кивнул конюху, кланяющемуся мне до земли, пошел в гостиницу.

– Господин Артаке, постойте, – услышал я знакомый голос. Ну конечно же фрейлейн Кэйтрин. Не иначе, решила дать согласие.

– Пройдемте ко мне? – предложил я. Спохватившись, что предложение может казаться для дочери рыцаря неприличным, уточнил: – Обещаю, что вашей чести ничто не грозит.

– Вот в этом-то я не сомневаюсь, – высокомерно ответствовала Кэйтрин. – Я беспокоюсь о вашей репутации. – Видя мое недоумение, уточнила: – Гостиничная прислуга сразу же разболтает – кто ходит в номер к богатому постояльцу. А мне не хочется, чтобы потом говорили, что у моего супруга дурной вкус. Уж если вести к себе шлюху, то поприличнее. Что мне потом скажут?