Однако вместо «службы с рвением» он, увидев покосившиеся ворота родной части, запил. Остановиться уже не мог и в один из осенних теплых вечеров совершил то, что должен был совершить рано или поздно. Совершенно случайно убил солдата своего взвода. Оказавшись совершенно неслучайно в состоянии алкогольного опьянения в карауле, он проверял посты и, услышав шум, выстрелил на звук. Но Ремизову, который уже собрал вещи, готовясь отправиться в менее теплые края, улыбнулось счастье. Его быстренько уволили со службы, а родителям солдата от части было направлено утешительное письмо. После родители восемнадцатилетнего мальчика долго показывали это письмо родным и знакомым, вновь и вновь перечитывая строки о том, как их сын пал смертью храбрых при выполнении служебного долга.

Оказавшись не у дел, Ремизов в разгар тотальной борьбы с пьянством вернулся в Мрянск. Вспомнив, сколько зарабатывал на нелегальном спиртном в годы Великого кризиса Аль Капоне, он решил применить американский опыт на отдельно взятой территории СССР. Применил и на суде получил столько же, сколько его заокеанский коллега – четыре года лишения свободы. Как обычно, бывшего офицера спасло чудо. Это чудо явилось в виде триединого лозунга – «Перестройка. Гласность. Ускорение». Игорь Ремизов освободился «условно-досрочно» за год до окончания срока. Набрать в лагере авторитета, как и здоровья, он не смог, поэтому три года подряд зализывал раны. В момент появления первых организованных преступных группировок Ремизов сделал свой выбор. Прибился к одной из них. Уже потом, участвуя в междоусобных войнах криминальных авторитетов Мрянска, набрался понятий и опыта борьбы с особо неподдающимися. Бывший политработник, как никто другой, хорошо знал, что на «белый террор» нужно незамедлительно отвечать «террором красным». Идеи вождя мирового пролетариата, которые вдалбливались ему долгих четыре училищных года, наконец-то нашли свое применение в жизни. Ремизов стал неплохим бойцом, а впоследствии и «чистильщиком». Прекрасно разбирающийся в оружии, способах применения взрывчатых веществ и тактике ведения боя, он вскоре приглянулся Лиссу, который уже в полной мере стал контролировать в Мрянске завод, выпускающий известные всему миру трактора. И с девяносто первого года Игорь Ремизов уже полностью продал душу, вместе с накопленным опытом, мрянскому авторитету. Но спустя пять лет Лисс «загремел» на год по причине собственной глупости. В багажнике его «Мерседеса» остановившие его сотрудники дорожно-патрульной службы нашли пистолет, который Лисс потерял еще месяц назад. Слава богу, ствол не находился в розыске, и результаты проверок показали, что ни в одном из сомнительных убийств страны этот «глок» себя не зарекомендовал. Не желая оставаться не у дел, Ремизов подался в Чечню. В военкомате не углядели судимости (а может, углядели, да плюнули – стрелять на площади Минутка кому-то ведь нужно!) и отправили старшего лейтенанта Ремизова в эпицентр борьбы с режимом Дудаева. Уже через несколько дней после прибытия в часть Ремизов пропал без вести, а еще через пять месяцев объявился в районе Ведено. Его освободили из плена, наградили медалью «За боевые заслуги» и отправили на Большую землю. Уволился Ремизов с почетом, как и подобает бывшему ветерану локальных конфликтов. Через неделю он уже встречал у ворот колонии освободившегося Лисса. Вероятно, он достиг бы гораздо больших высот в действующей команде мрянского авторитета, но, как и в случае со службой, ему помешало наплевательское, легкое отношение к своей собственной жизни. Если в первом случае всему виной оказалась тяга к спиртному, то во втором – мелочность и жадность. Он не брезговал ни золотыми часами заказанной жертвы, ни его обручальным кольцом, ни бумажником. Понимая, что так дела не делаются и рано или поздно можно погореть на какой-нибудь мелочи, Лисс попросил Ремизова относиться к жизни с большей степенью ответственности. Это произошло в конце 2002 года. Ремизов был жив лишь потому, что исполнял свою «работу» четко. Через месяц, когда окончательно срослась губа и перестали болеть ребра, Ремизов дал авторитету торжественное обещание, сродни прошлой воинской присяге, исполнять все приказы незамедлительно, точно и в срок.

Ровно сутки назад Игорь Ремизов, по кличке Комик, свое обещание нарушил. Несмотря на железное алиби и минимум риска, он не сумел сделать простой вещи. Войти в номер и найти в нем документы, которыми Лисс уже целый месяц бредит во сне и наяву. Но он этого не сделал по одной маленькой причине – документов в номере не было. Какая маленькая причина, а какая большая боль!..

Провернув в голове всю свою неудавшуюся карьеру политработника-«мясника», Ремизов понял главное. Этот момент наступил бы не сегодня, так завтра. Его ошибки – это повод. А повод всегда нужно отличать от причины. Причина кроется в том, что наступил час, уже в первую минуту которого Ремизов стал опасен. Опасен тем, что много знает. Граждане, решившие срубить денег! Никогда не вставайте на путь исполнителя заказных убийств! Он в ста случаях из ста заканчивается тупиком!

Ремизов почувствовал, как неожиданно спокойно забилось сердце. Он снова превратился в человека, готового правильно прицелиться и плавно спустить курок. Когда он повернул голову, то увидел лишь темноту. Но желание жить заставило его глаза обрести способность видеть в кромешной тьме. Там на тоненьких ножках стоял столик с оставленным на нем большим анатомическим скальпелем.

– Я вынужден заметить, Струге, что ваше отсутствие на встрече с председателем Верховного суда – это не что иное, как презрительное отношение к своим обязанностям.

Бутурлин ел диетическую котлетку из моркови, закусывал ее кусочком черного хлеба и запивал жидким чаем. Боком навалившись на спинку стула, перед ним сидел Струге. По всему было видно, что Антон Павлович сейчас находится очень далеко от судьи из Мурманска. Их встреча произошла спустя два часа в фойе академии. Воронов с охраной покинул здание. Поскольку ныне все разговоры Бутурлина были именно об аспектах становления судебной системы и о ее дальнейшем реформировании, было очевидно, что речь одного из первых судей государства проняла судью с Севера до мозга костей. Мальчишеское бегство Струге он считал школьной выходкой.

– Вы сбежали, чтобы покурить в туалете, Струге? – поинтересовался он.

В чем-то Иван Николаевич был прав. В совершенно пустом, сияющем чистотой туалете Антон выкурил несколько сигарет. Он выкурил бы еще больше, если бы они не закончились. Теперь в его кармане лежали восемь листов бумаги формата А4, и он думал лишь об одном – как побыстрее от них избавиться. Теперь ему становилось понятно, почему Феклистов не держал их при себе. Вместе с документами находилось сопроводительное письмо от директора завода Пусыгина. И у Антона не было ни грамма сомнений в том, что эти документы отправлялись для приобщения к какому-то уголовному делу, которое рассматривал Феклистов. Сама по себе информация была невнятной. И вряд ли посторонний человек, впервые увидевший эти листы бумаги, смог бы ими воспользоваться в своих интересах. Однако тот факт, что Феклистов прятал документы в шланге, мог говорить только об одном – и он, и те, от кого он прятал эти листы, очень хорошо понимали их значимость. Очевидно, она была даже более той, о которой думал Антон, если из-за возможности обладать материалом Феклистова уничтожили. Письмо Пусыгина могло появиться на свет не только в печати. Эти документы должны были стать пронумерованными, включенными в опись листами уголовного дела. Трудно было бы поверить в то, что эти цифры могли стать причиной смерти Феклистова, если бы не письмо. Еще в туалете, поняв, наконец, за владение какой информацией мрянскому судье пробили голову, Струге отсоединил письмо от документа и положил его в другой карман пиджака. Сделал это машинально, повинуясь скорее внутренней, необоснованной логике, нежели очевидному здравому смыслу. Он думал сейчас только об одном. Дождаться окончания запланированной на сегодня учебы и связаться с Выходцевым. Неважно, заинтересуется старый следователь этими листами или нет. Поскорее избавиться от материала, передав его туда, куда хотел передать его Феклистов. Держать бумаги у себя мрянскому судье не имело никакого смысла. Полученные таким образом документы добропорядочный судья никогда не приобщит к рассматриваемому уголовному делу. Такой трюк не «прокатит» по ряду причин, главная из которых – запрет законом подобных судейских манипуляций. Важно другое, на что, очевидно, никак не мог рассчитывать судья. Теперь эти бумаги появятся уже в другом уголовном деле. В деле об убийстве судьи Феклистова. И как знать, не появятся ли они теперь, в качестве вещественных доказательств, в его деле законным образом?