Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только обстоятельства не были обычными. Стоя на крыльце, взбешенная девушка сверлила взглядом полицейского.
Нет, непросто взбешенная. Она сейчас взорвется! Происходило нечто совершенно невероятное. Можно подумать, она маленький ребенок!
Ее прямо трясло от злости! Первой мыслью было просто повернуться и направиться автостопом до автобусной станции, где купить билет до Нью-Йорка. Она ничего не скажет ни маме, ни отцу, а лучше позвонит Кейле. Как только она доберется до Нью-Йорка, там придумает, что делать дальше. Что бы она ни решила, хуже уже не будет.
Но теперь это невозможно. Только не в присутствии офицера Пита. Он стоял за ее спиной, не давая ускользнуть.
Поверить невозможно, что ее па, ее собственный отец, сделает нечто подобное! Она почти взрослая, ничего дурного не делает, и еще даже нет полуночи! В чем проблема? Почему ему понадобилось раздувать из мухи слона? О, конечно, сначала офицер Пит велел им освободить место на «Боуэрс-Поинт», чему остальные ничуть не удивились, но потом обратился именно к ней.
— Я отвезу тебя домой, — объявил он с таким видом, будто говорил с восьмилетней девочкой.
— Нет, спасибо, — бросила она.
— В таком случае мне придется арестовать тебя за бродяжничество и позвонить отцу, чтобы забрал тебя домой.
И тут до нее дошло: это отец попросил полицейских приехать сюда.
Девушка сгорала от стыда.
Да, у нее были проблемы с ма, и да, она нарушала «комендантский час», но никогда, ни разу мать не посылала за ней полицейских.
— Заходи, — поторопил коп, ясно давая понять, что если она не откроет дверь, он сделает это за нее.
Из дома доносилась тихая музыка. Ронни узнала сонату Эдварда Грига ми-минор. Глубоко вздохнув, она открыла дверь и тут же с силой захлопнула за собой.
Отец перестал играть и спокойно встретил ее разъяренный взгляд.
— Ты послал за мной копов?
Отец не ответил, но молчание было достаточно красноречивым.
— Зачем тебе это? Как ты мог решиться на такое? Отец по-прежнему не проронил ни слова.
— Зачем? Не хотел, чтобы я немного развлеклась? Не сообразил, что я не хочу оставаться здесь?
Отец сложил руки на коленях.
— Я знаю, тебе не по душе приезд сюда...
Ронни шагнула вперед.
— Поэтому ты решил, что можешь разрушить и мою жизнь?
— Кто такой Маркус?
— Кому какое дело? — заорала она. — Это не важно! Тебе не удастся контролировать каждого, кто заговорит со мной. Так что даже не пытайся!
— Я и не пытался...
— Ненавижу это место! Неужели до тебя еще не дошло? И тебя ненавижу!
Она вызывающе уставилась на него, словно подначивая возразить. Надеясь, что, когда он попытается, она повторит все сначала.
Но отец опять ничего не сказал. Как обычно. Она терпеть не могла его сдержанность, считая ее слабостью. Окончательно взбесившись, она схватила собственную фотографию и швырнула в противоположный конец комнаты. Хотя па поморщился от резкого звона бьющегося стекла, все же остался спокойным.
— Что?! Нечего сказать? Отец откашлялся.
— Твоя спальня — за первой дверью направо.
Не удостоив его ответом, она вылетела в коридор, полная решимости не иметь с ним ничего общего.
— Доброй ночи, солнышко! Я люблю тебя! — крикнул он вслед.
Был момент, всего один момент, когда у нее сжалось сердце от всего того, что она ему наговорила. Но сожаление исчезло так же быстро, как и появилось. Похоже, он даже не сообразил, что она на него злится. Она услышала, что он снова заиграл с того места, на котором остановился.
В спальне, которую оказалось нетрудно найти, учитывая, что в коридоре было еще только две двери: одна — в ванную, вторая — в комнату отца, — Ронни включила свет и, раздраженно вздохнув, стащила идиотскую майку с Немо, о которой почти забыла.
Это был худший день ее жизни.
О, она знала, что слишком драматизирует ситуацию. Не настолько она глупа! Все же неприятностей было немало. И единственное светлое пятно — встреча с Блейз, давшая робкую надежду на то, что есть по крайней мере человек, с которым можно провести это лето.
При условии, конечно, что Блейз все еще хочет общаться с ней. После милой выходки папаши даже это поставлено под сомнение. Блейз и остальные, должно быть, все еще это обсуждают. И возможно, смеются. На их месте Кейла вспоминала бы о случившемся последующие сто лет.
А ей делалось нехорошо при одной мысли об этом.
Она швырнула майку с Немо в угол (хорошо бы никогда больше эту гадость не видеть!) и принялась раздеваться.
— Прежде чем ты зайдешь дальше, следует знать, что я тоже
здесь.
Ронни от неожиданности подскочила и, развернувшись, увидела Джону.
— Вон отсюда! — завопила она. — Что ты здесь делаешь? Это моя комната!
— Нет, это наша комната, — поправил Джона. — Видишь, тут две кровати.
— Я не собираюсь делить с тобой спальню!
Джона вопросительно склонил голову набок:
— Собираешься ночевать в комнате па?
Она решилась было перебраться в гостиную, но поняла, что ни за что туда не пойдет. Потопала к своему чемодану и расстегнула «молнию». На самом верху лежала «Анна Каренина». Ронни откинула ее в сторону и стала искать пижаму.
— Я катался на колесе обозрения! — сообщил Джона. — Круто! Па увидел тебя сверху!
— Супер!
— Потрясно! Ты каталась на нем?
— Нет.
— А следовало бы. Я видел все до самого Нью-Йорка!
— Сомневаюсь.
— Точно! На мне же очки! Па сказал, что у меня орлиный взгляд!
— Ага, точно.
Джона, ничего не ответив, потянулся к привезенному из дома медведю и прижал к себе, как делал всегда, когда нервничал. Ронни немедленно пожалела о своих словах. Иногда он говорил и вел себя как взрослый, но сейчас, видя, как он обнимает медведя, она поняла, что не следовало быть такой резкой. Хотя он был красноречив и заносчив и временами ужасно ее раздражал, все же был мал для своего возраста и скорее походил на шести-семи-, чем на десятилетнего. Жизнь его не баловала. Он родился на три месяца раньше срока, следствием чего были астма, близорукость, недостаток координации и плохая моторика мелких движений. Она знала, как могут быть жестоки дети его возраста!
— Я не это хотела сказать. С такими очками, как у тебя, взор
действительно получается орлиным!
— Да, они очень хорошие, — промямлил он, но когда отвернулся к стене, она поежилась. Он хороший парень. Конечно, иногда доводит ее. Но это он не со зла.