Женой Осинина-Винницкого была сотрудница Киевского окружного отдела ГПУ Украины Евгения Адольфовна Винницкая – белокурая красавица, этническая немка. После ареста мужа она в 1938–1939 годах находилась под следствием и содержалась в Лукьяновской тюрьме НКВД в Киеве, но была освобождена из-за отсутствия улик. С 1939 года она являлась секретным сотрудником НКВД УССР. В период оккупации под фамилией Бремер она была оставлена в Киеве для подпольной работы. Немцы знали, что её муж был репрессирован, и считали её своей – «фольксдойче». Она проживала в доме № 32 по улице Чкалова (теперь Олеся Гончара), а её соседкой и лучшей подругой была Раиса Окипная (Капшученко) – прима Киевского оперного театра («Зоя»). Вскоре Женя и Зоя вошли в состав нелегальной резидентуры НКВД, которую возглавлял капитан госбезопасности Иван Данилович Кудря («Максим»). Женя устраивала вечеринки и сумела завести знакомства среди офицеров немецкой военной железнодорожной службы, собирала сведения о военных перевозках, графике поездов и военных грузах, а у Зои было море поклонников среди высших чинов немецкой оккупационной администрации и украинской вспомогательной полиции «шума». В Москве отмечали, что «группа проникала в высшие немецкие круги через Зою, владеющую прекрасным голосом, и ее подругу – немку Женю» (об этом я подробно пишу в своей первой книге «Незримый фронт. Сага о разведчиках»). Группа Максима была выдана заведующей лабораторией местной поликлиники Нанеттой Грюнвальд, которая была осведомительницей СД. 5 июля 1942 года Максима и Раю арестовали. На следующий день гестапо схватило и Женю. Три месяца они подвергались чудовищным пыткам, но никого не выдали. Раису Окипную и Евгению Бремер расстреляли 6 ноября 1942 года в урочище Бабий Яр. Место и время казни Ивана Кудри неизвестны. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года капитану Ивану Даниловичу Кудре посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Раиса Окипная посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени. Была ли награждена Евгения Бремер, остается неизвестным.

Кстати, подготовкой Ивана Кудри занималась Эмма Карловна Судоплатова – опытная агентуристка, с 1928 года сотрудница Секретно-политического отдела (СПО) ГПУ Украинской ССР, где она курировала работу с осведомителями из среды творческой интеллигенции Украины. В этом же отделе в те годы работал и Люшков, который возглавил его в 1931 году, а затем перебрался вместе с Балицким и Леплевским в Москву и забрал с собой Эмму Карловну. Но в 1935 году она перешла в 7-й отдел (ИНО) ГУГБ НКВД СССР – внешнюю разведку. Так разошлись пути бывших коллег, как в известной песне: «Мгновенья раздают – кому позор, кому бесславье, а кому – бессмертие»…

Позорная участь ждала не только Люшкова вместе с подельниками Каганом и Осининым-Винницким, но и предательницу Грюнвальд. В начале 1960-х годов ее разыскал генерал-майор в отставке Виктор Александрович Дроздов, который в начале войны был помощником Павла Анатольевича Судоплатова. Она была осуждена на 25 лет лагерей, но реабилитирована (!) в 1956 году, во времена хрущевской «оттепели». Грюнвальд поведала, что её шеф и любовник гестаповец Шарм устроил ей очную ставку с Раисой Окипной. Увидев приму оперного театра чёрной от побоев, Нанетта всплакнула. На вопрос Шарма: «Неужели ей так жалко партизанку?» – она ответила: «По-человечески жалко, а как врага – нет». Благодаря усилиям генерала Дроздова предательница Грюнвальд была возвращена в лагерь, где, как считалось до недавнего времени, следы её затерялись на просторах ГУЛАГа…

Однако совсем недавно автор этих строк получил письмо от сына бывшего начальника медицинского отдела управления ЖХ-385 (кодовое название «Дубравлаг») Василия Федоровича Скрынника, который сообщил, что в Дубравлаге среди власовцев, бандеровцев и других пособников фашистов содержалась и Нанетта Грюнвальд: «Так как состояние здоровья Грюнвальд ухудшалось, медицинская комиссия, председателем которой я являлся по должности, выдала ей 1 группу инвалидности. Когда Грюнвальд полностью отбыла свой срок, встал вопрос о ее дальнейшей судьбе. Из родственников у нее оставался только сын, который официально отказался от матери. По действовавшим законам освобождающихся зэков-инвалидов, не имеющих родни, полагалось определять в дома престарелых по месту отбывания наказания или месту осуждения. Вначале я отправил документы в Министерство социального обеспечения Мордовской АССР, но Саранск ответил отказом: “Нет мест”. Также отказался от Грюнвальд и Киев… При нашем управлении ЖХ-385 был отдел КГБ, занимавшийся делами государственных преступников и иностранцев… После их обращения в КГБ СССР из Москвы пришла путевка для Грюнвальд Натальи Францевны в один из домов престарелых Львовской области. После этого о ней я больше не слышал».

После побега Люшкова к японцам в результате проведенного расследования выяснилось, что тот заранее все тщательно спланировал. Используя свое служебное положение, он под предлогом якобы предстоящей встречи с крупным агентом с сопредельной территории три раза в течение месяца приезжал на заставу имени Косарева 59-го Посьетского (Хасанского) пограничного отряда войск НКВД СССР, где детально знакомился с прохождением линии границы и с путями, ведущими к японской заставе Пензау и маньчжурскому городу Хуньчунь.

Как пишет Олег Борисович Мозохин в своей монографии «ОГПУ – НКГБ в борьбе со спецслужбами Японии», первый раз Люшков приехал на заставу в сопровождении начальника пограничного отряда полковника Грибенника в ночь с 12 на 13 мая 1938 года. Вместе с ним и начальником заставы лейтенантом Дамаевым Люшков вышел на линию государственной границы, где ознакомился с местностью сопредельной территории, прилегающей к границе. Вторично Люшков выехал на границу в сопровождении заместителя начальника 7-го отдела (ИНО) УНКВД лейтенанта госбезопасности Стрелкова 28 мая 1938 года. Перед выездом Люшков вызвал к себе начальника пограничных и внутренних войск НКВД ДВО комдива Соколова и зачитал якобы полученный по телеграфу приказ наркома внутренних дел Ежова о том, что лично ему, Люшкову, поручается принять крупного агента, который должен прийти с сопредельной территории на участке заставы 59-го Посьетского погранотряда. Об этом он заявил и лейтенанту госбезопасности Стрелкову. 29 мая Люшков в сопровождении Грибенника и Стрелкова приехал на заставу. Начальнику заставы лейтенанту Дамаеву был отдан приказ: пограничных нарядов в район пограничного знака № 8 не высылать. После ознакомления с участком границы Люшков выбрал место для своего расположения напротив распадка на сопредельной территории примерно в 200 м от границы и приказал Грибеннику занять позицию влево от него на расстоянии 300 м, а Стрелкову – вправо на расстоянии 100–150 м. Лейтенанту Дамаеву он приказал вернуться на заставу и прибыть к нему в 3 час. 30 мая. Но когда Дамаев, согласно приказу, прибыл на место, Люшкова там не было. После двухчасовых поисков он был обнаружен у пограничного знака № 8. По словам Люшкова, ночью он поднялся со своего места, упал и, опасаясь заблудиться, забрался на сопку и стал ждать рассвета. Все эти происшествия он приказал держать в секрете, мотивируя это оперативными соображениями.

12 июня Люшков вновь прибыл в сопровождении Стрелкова на заставу имени Косарева, объяснив это предстоящей встречей с агентом, который не пришел в прошлый раз. Стрелкову он приказал взять с собой всю наличную валюту ИНО (внешняя разведка) в сумме 4500 гоби и иен. Около 19 час. Люшков вновь приказал Дамаеву вести себя и Стрелкова на тот же участок, что и в прошлый раз. Нарядов в этот район приказал не высылать. Тем самым Люшков своим приказом открыл государственную границу в районе пограничного знака № 8. По истечении контрольного времени Люшкова на месте не оказалось. Вместо него была обнаружена зеленая пограничная фуражка, которой он маскировался на заставе, форменный плащ, коробка к пистолету «Маузер» и бутылка из-под нарзана. Никаких других следов или признаков насильственного увода Люшкова на сопредельную территорию обнаружено не было. Дамаев сделал два выстрела из ракетницы. После этого они со Стрелковым обследовали весь участок границы, и Дамаев пошел по обнаруженному следу через линию границы на сопредельную территорию на расстояние 1 км от линии границы. При выходе на дорогу, идущую от погранзнака № 8 к японской заставе Пензау, след терялся. Было около 10 час. утра 13 июня 1938 года.