– Руби, в более скромных вещах намного больше вкуса, – говорила Эмили, но все равно разрешала девочке покупать все, что той нравилось.

Руби натянула белые чулки, сунула ноги в сандалии и взяла на кухне кувшин и миску для яиц.

День обещал быть таким же жарким, как и предыдущие, – Руби почувствовала это, как только вышла из дому и зашагала вдоль полей, на которых росли разнообразные сельскохозяйственные культуры. Ферма мистера Хамбла была довольно маленькой. Он держал несколько коров и свиней, небольшую отару овец, множество кур, рабочую лошадь по кличке Ватерлоо, а кроме того, у него была довольно забитая жена, пятеро взрослых детей, которые при первой возможности покинули отчий дом («И их несложно понять», – сказала на это Эмили), и батрак Джейкоб, которого Руби находила весьма интересным молодым человеком – главным образом потому, что других молодых людей поблизости просто не было.

Джейкобу Вирингу было восемнадцать лет. Он был не очень высоким, но крепким и плотным. У него были светлые волосы довольно красивого оттенка и глаза цвета колокольчиков. Джейкоб все время был грязным, но это не делало его менее красивым. Кроме того, он был незаконнорожденным («Как и ты, вероятно», – заметила Эмили).

Руби нашла в словаре слово «незаконнорожденный» и выяснила, что это означает «внебрачный ребенок». Слово «внебрачный» тоже было малопонятным, но его значение Руби смотреть не стала.

Мать Джейкоба жила в Киркби, в маленьком домике, стоявшем напротив церкви. Ее звали Рут, и, по словам Эмили, она была «не от мира сего». На жизнь она зарабатывала, делая разноцветные свечи, которые продавались в крупных магазинах вроде «Джордж Генри Лиз» или «Хэндерсонс». Джейкоб ее абсолютно не интересовал, так что он с двенадцати лет жил на ферме Хамблов в каморке, примыкающей к конюшне с Ватерлоо.

– А Джейкоб католик? – спросила Руби. – Я могу с ним поговорить?

– Бога ради, Руби, ты можешь поговорить с Джейкобом, даже если он язычник, – что, как я подозреваю, так и есть.

Когда запыхавшаяся Руби пришла на ферму, миссис Хамбл собирала яйца. Двор фермы был очень грязным, кроме того, здесь всегда сильно пахло навозом – особенно в жару. Руби задумалась, что же будет здесь зимой, когда запах навоза станет слабее, но зато вся земля раскиснет.

– Как обычно? – бесцветным унылым голосом спросила миссис Хамбл. Она сгорбилась, как старуха, хотя ей было лишь сорок пять лет. На ней была полинялая шаль, уголки которой женщина придерживала узловатыми красными пальцами.

– Да, шесть яиц и кувшин молока.

– Джейкоб как раз доит коров.

– Пойду поздороваюсь с ним.

К коровнику Руби, сама не зная почему, подошла на цыпочках. В присутствии Джейкоба она всегда нервничала, что было для нее нехарактерно. Парень держался с ней вежливо, но сдержанно, и у девочки постоянно возникало чувство, что она своим присутствием ему мешает. Войдя в коровник, она робко произнесла:

– Привет.

На Джейкобе были грязные вельветовые брюки, подвязанные веревкой, и выцветшая сорочка с обрезанными по локоть рукавами. Его руки и лицо были коричневыми от загара, а ноги в незашнурованных ботинках стояли на соломе так твердо, словно он врос корнями в землю. Не оборачиваясь, Джейкоб продолжал со знанием дела дергать за вымя черно-белую корову. В жестяное ведро с бульканьем лились тонкие струйки темного молока.

– Привет, – ответил он голосом, который сложно было назвать как дружелюбным, так и враждебным.

– Приятное утро.

– Бывало и получше, – бросил парень.

Руби задумалась, что еще можно сказать в таких обстоятельствах. Джейкоб никогда не заводил беседу первый, лишь отвечал на ее реплики.

– Ты когда-нибудь слушал радио? – спросила она.

– У меня его нет, – ответил Джейкоб.

– А у нас есть. И граммофон тоже.

– Хорошо вам.

– Они играют музыку. Ты любишь музыку?

– Музыка – это хорошо, – признал Джейкоб.

– Если хочешь, приходи ко мне, послушаем вместе. Как насчет субботы, в шесть часов? Эмили пойдет в театр – это место, где показывают представления, – добавила Руби на тот случай, если Джейкоб этого не знал.

Парень никак не проявил знания или незнания слова «театр».

– Я подумаю, – ответил он.

В этот момент в коровник вошла миссис Хамбл с ковшом. Перелив молоко в кувшин Руби, она монотонно произнесла:

– Яйца готовы.

– Хорошо, – ответила Руби, вопрошающе глядя на Джейкоба. – Ну так как, ты придешь в субботу?

– Может быть, – так и не посмотрев на нее, ответил парень.

Вздохнув, Руби вышла из коровника и медленно направилась в сторону Брэмблиз. Подойдя к дому, она увидела, как кухарка миссис Аркрайт, женщина с плотным, вспотевшим от жары и физических усилий телом, слазит с велосипеда.

– Я принесла яйца и молоко! – объявила Руби.

– Хорошо, – ответила миссис Аркрайт и, поджав губы, повела велосипед на задний двор.

Руби пошла следом. Они с кухаркой не очень ладили. Несколько месяцев назад, в первое же посещение кухни, Руби подсказала женщине, что, если в кипящее на плите мясо бросить лавровый лист, оно будет вкуснее, – этому ее научили в монастыре. Миссис Аркрайт тут же решила, что Руби метит на ее место и что, если она будет допускать промахи, ее могут уволить. С тех пор девочка стала на кухне нежеланной гостьей.

Уборщица миссис Роберте также была не в восторге от новой обитательницы дома. Это была старая, прибитая жизнью женщина, которая ясно дала понять, что непрестанная болтовня девочки действует ей на нервы.

Из прислуги хорошо к Руби относился лишь садовник Эрнест. Правда, он не мог услышать ни единого ее слова, так как был абсолютно глухим.

Руби отчаянно нуждалась в друге. Жить в этой глуши практически одной было невыразимо скучно. Дел в доме всегда хватало, но она бы предпочла выполнять их вместе с кем-то. Играть в саду в одиночестве было неинтересно. Какой прок от теннисного корта, если некому отбить мяч, который ты подаешь? Руби даже задумалась, не пойти ли в школу, – хотя она была уверена, что в классе будет полно заносчивых детей «шикарных» родителей, с которыми она вряд ли когда-нибудь подружится. Ах, если бы Эмили заставила ее ходить в школу! Как успела выяснить Руби, существует большая разница между тем, когда тебя заставляют делать что-то такое, что тебе не нравится, и когда приходится принимать решение самостоятельно. В первом случае тебе хотя бы есть кого обвинить в своем несчастье.

Руби прошла в кухню, выложила яйца и молоко на стол и скорчила рожицу в спину миссис Аркрайт.

Следующие полчаса девочка посвятила изучению словаря в кабинете покойного мужа Эмили. Эдвин Дангерфилд был адвокатом, специализировавшимся на составлении нотариальных актов о передаче имущества, – чтобы понять, что все это значит, Руби пришлось посмотреть в словаре с десяток слов. Словарь был ее любимой книгой – каждый день она учила не менее шести новых слов. На прошлой неделе девочка дошла до буквы «Б». Руби как раз раздумывала, стоит ли запоминать слово «бактерия», когда услышала, как миссис Аркрайт тяжело поднимается по лестнице с утренним кофе для хозяйки дома. Девочка отложила книгу и, дождавшись, когда кухарка уйдет, выскочила в коридор.