По моему лицу вовсю катились слезы, когда я зло цитировала:

— «А жене сказал: многократно умножу страдание твое и беременность твою, в страданиях будешь рожать потомков…» Ну хорошо, — рыдала я, — пусть дал ум, чтобы понять, что со страстью и влечением подчиняешься разуму более примитивному! Пусть сделал чудовищно болезненным самый светлый акт жизни — рождение нового человека, но это же не все, не все…

Слезы не дали мне говорить. Мама подошла ко мне, обняла и усадила на кушетку рядом с собой.

Тихонько покачивала и гладила меня:

— Успокойся, мой маленький, глупый воробышек. Никто не обидел мою девочку, она сейчас перестанет плакать, она будет умницей.

Когда я затихла, мама стала говорить:

— Ты плохо сделала, что заглядывала вперед. Но что ты там увидела — правда. Да, боль родов — это не все страдания, которые ОН послал нам. Страх за ребенка, его болезни и увечья невыносимость разлуки с ним — навсегда потерянная свобода. И потом…. Самое тяжелое — раны, которые нанесет тебе Избранник и ребенок, упорно идущий по порочному пути, его неблагодарность и неблагородство…

Я отстранилась от мамы, посмотрела ей в лицо и узнала его. Это была я потом, в будущем, в муках стыда, горечи и разочарования.

— Мамочка, прости меня! — вырвалось у меня то, что сама хотела бы услышать лет через двадцать от дочери-бунтарки.

Мама кивнула, прощая, постаралась улыбнуться и высморкала мой нос своим платком.

— И все-таки, ради чего? — упрямо спросила я. — Где ответ?

— Я тебе все время твержу его мысленно, да ты не слышишь!

Мама улыбнулась просто и естественно. Она взяла себя в руки, снова выглядела несокрушимо любящей, дорогой, надежной.

— Ответ произнесен, написан тысячи раз. Хотя, конечно, каждый человек должен сам прийти к этому ответу. Проклятие ЕГО — не наказание, страдания наши — не цель. Это путь к духовному совершенствованию и откровению, к обретению Смысла.

— А может, все гораздо проще? Мы нашли ответ сами, вопреки ЕГО воле? Мы ЕГО перемудрили! И будем счастливы назло?

— Какая глупая, самонадеянная девчонка! — рассмеялась мама.

Из забытья ее возвращала акушерка. Хлопала роженицу по щекам и ворчала:

— А эта валяется тут пьяная. Зачем столько наркозу нахваталась? Я же говорила: не дыши глубоко! Ну, давай, давай, голуба, приходи в себя. Рожать пора. А несла-то, несла! Наговорила! Библию вроде вспоминала? Чистая радиопостановка! Приемник включать не надо. Соображение вернулось? Мозги больше не метелит? Вот и хорошо. Пойдем, милая, сейчас ты своему Избраннику подарочек преподнесешь.

Все пережитые ею радостные возбуждения и открытия были легким ветерком в сравнении со шквалом счастья, сотрясшего тело и сознание, когда родилась девочка. Мокрый кричащий человечек еще был соединен с ней канатами пуповины, когда Ева, забыв дышать, произнесла:

— Ради этого! Я ТЕБЯ перехитрила! Акушерка не поняла или не расслышала, перекрестившись, сказала:

— Благодари Бога, он подарил тебе славную дочку!

— Это был не Бог, — тихо ответила Ева.