– У нас в лесах слонов нет, – неожиданно для себя сказал Кирилл.

– Правильно, – согласился майор. – Хоть и пишут разные умники, что Украина – родина слонов.

– Кто пишет? – не понял Самохвалов. – Серьезно, что ли?

– Фигурально, – отмахнулся Золотарев. – В Интернет зайди, там еще не таких глупостей начитаешься. Однако там и полезные вещи есть.

– Сам знаешь – я в этом не понимаю ни фига. На зоне нет Интернета.

– Без претензий. – Роман снова закурил, Кирилл последовал его примеру. – Тебе он, по большому счету, и не нужен. А мы здесь без него уже никуда. Короче, спросил я у Интернета про оружие подобного калибра. Знаешь, что он мне выдал? Сходные тактико-технические характеристики с «Бенелли» имеет автоматическая винтовка системы Мосина.

– Трехлинейка? – переспросил Кирилл.

– Так точно. Стояла на вооружении российской армии в начале прошлого века. Прошла Первую мировую, осталась на вооружении Красной армии. С ней бойцы начинали в сорок первом, против немецких автоматов и танков. Та самая винтовка, про которую нам в школе рассказывали, помнишь?

– Ага. Одна на трех добровольцев. Убили одного – следующий принимает оружие и продолжает бой.

– Такие винтовки до сих пор откапывают в лесах под Харьковом, на местах боев. Обычно они непригодны к стрельбе. Но если использовать ствол, переделать умелыми ручками ударноспусковой механизм… Смекаешь?

Самодельная винтовка, которую дали Кириллу.

Нечаев, он же Кулибин. Мастер, способный, по словам Миши Буяна, собрать оружие из металлолома.

Кулибин время от времени прохаживался по местам бывших боев, иногда находил какие-то старые пистолеты, винтовки, автоматы. Но чаще покупал их у «черных» археологов, опережающих в своих поисках энтузиастов из военно-исторических клубов.

Миша Буян. Он вывел неизвестного – пока! – заказчика на Кирилла. Он же – сто процентов! – подсказал, к кому обратиться за стволом. А вчера Кулибина вдруг забрали. Не трогали, не трогали – и вдруг разоблачили.

Торговля оружием, между прочим, компетенция чекистов.

Цепочка выстроилась так быстро, а мозаика сложилась так ловко, что Самохвалов от неожиданности даже перешел на шепот:

– Та винтовка…

– Да, – коротко ответил Золотарев. – Самодельная работа, делал мастер. Ствол от трехлинейки. Вообще очень похожа на упрощенный и модернизированный вариант исторической винтовки Мосина. Знакомый оружейник, к которому я с этим ходил, тут же прокачал ситуацию. Спросил, откуда она у меня. Ответа не дождался. Велел выкинуть подальше и больше его в такие истории не впутывать. Так что, Кирюха, – подвел итог майор, – я если уже где-то со всем этим не засветился, то в шаге от засветки. Ведь все оно – не в моей компетенции. Да и посторонний я во всей этой истории. Понял, куда можем зайти?

– Не дурак, – все так же, шепотом, ответил Самохвалов.

– Винтовку я выкину, – сказал майор. – Но помогать тебе больше не рискну. Под раздачу легко попасть. Сам видишь, на каком уровне все готовилось. Поэтому партизанщина моя здесь никому не нужна. Твоя – тем более.

Золотарев поднялся, протянул руку Самохвалову, продолжавшему с потерянным видом сидеть на холодной скамейке.

– Пока. Линяй отсюда шустрее, мой тебе совет. Сам видишь – информацией всех вокруг как нарочно запутывают. Никто ведь не ожидал, что стрелок – как колобок. И от бабушки, и от дедушки, и от внучки, и от Жучки…

Роман ушел в ночь. А Кирилл еще некоторое время сидел, втянув голову в плечи, всматриваясь в темноту и пытаясь понять, кого ему слушать: майора или себя самого, свой внутренний голос.

Который настраивал бывшего старшего сержанта совсем на другие действия.

Утром следующего дня шел мокрый снег, который потом перешел в унылый, совсем не январский дождь.

Такие дожди делали город Кирилла серым. Потому он не любил их. Тем более что сегодняшняя погода соответствовала его настроению: хоронили Евгения Кушнарева.

Самохвалов не мог объяснить себе, почему собрался, вышел из своего убежища и отправился к оперному театру, где, как было объявлено несколько раз, со вчерашнего вечера началась церемония прощания. Подозревая, что вокруг по периметру обязательно будут сновать чекисты в штатском, у которых – почему нет? – имеются его приметы, он не рискнул подходить близко. Покрутился в сквере у зеркальной струи, выкурил две сигареты, посмотрел на прибывающую толпу народа и пожалел, что не может себе позволить потолкаться там.

Приняв наконец решение, которое не давало ему покоя всю ночь, Кирилл вышел на Пушкинскую. Нашел там телефон-автомат. Звонить с мобильника в свете последних открытий было не менее рискованно, чем торговать лицом на похоронах. Потому он сунул в автомат карточку, по памяти набрал нужный номер.

– Привет, – поздоровался он, стараясь придавать своему голосу бодрую озабоченность. – Как там дела?

– «Там» – это где? – ответил мужской голос. – Куда ты затасовался? Трубку не берешь, и вообще…

– Куда я тасовался? Все тебе скажи… Личная жизнь, понял? Прошелся недавно по некоторым местам и слышу краем уха – Буян меня искал.

– Он тебя, шурави, даже очень искал. Нехорошо. Даже почтового адреса не оставил. Мы б тебе письма писали, телеграммы. Короче, когда сможешь быть?

– Да хоть когда! Что за пожар там?

– Дело срочное. Бери такси, через час – ты знаешь где.

– А через два не годится? Я ванну приму, причешусь, побреюсь.

– Здесь все есть. Ты ж знаешь – Крещение сегодня, банный день можно устроить. Если, конечно, в Лопани покупаться не хочешь, по обычаю.

– Пускай там враги купаются. Ладно, ждите.

Итак, Миша Буян действительно обыскался его. И ждет его сейчас в своей резиденции: совсем неприметном, хотя и добротном частном доме, потерянном в недрах Журавлевки – одного из районов Харькова.

Только на этот раз Кирилл не собирался идти к старшему зоновскому товарищу с парадного входа. После всего, что случилось, он имеет полное право идти через черный.

Таксист высадил Самохвалова недалеко от нужной ему улицы.

Отсюда, если идти прямо, можно было выйти так, чтобы в результате оказаться как раз с тыльной стороны дома Буяна.

Дом, расположенный напротив, отделенный от соседского старым садом, был несколько лет назад выкуплен через подставных лиц Мишиными людьми. И теперь здесь, за новым железным забором, обосновались его «пехотинцы». Такой же забор отделял двор внутри с двух сторон от соседей, превратив дом частично в склад, частично – в перевалочную базу, частично – в своеобразный офис Буяна.

Ни массивные ворота, ни тяжелая калитка с этой стороны никогда не открывались. Если в округе и жили любопытные, им оставалось только гадать, что же происходит внутри этой небольшой цитадели.