— Он в туалете был, когда они зашли, — сказал водитель.

— Да мне плевать, где он был, — ответил Когэн. — Он не делал того, что должен делать, и так или иначе, но те двое отлично знали, что он не делает. И знали, что и не будет, и знали, где его найти.

— Точно, — сказал водитель.

— Поэтому, — сказал Когэн, — пока это не важно, Трэттмен сам это сделал или это сделали Трэттмену.

— Правда? — переспросил водитель.

— Трэттмену — не важно, — подтвердил Когэн. — С него и надо начинать. Начнем с Трэттмена — и хорошенько возьмемся.

— Минуточку, — сказал водитель.

— Хоть недельку, — сказал Когэн, — если хочешь.

— Мне надо с ним поговорить перед тем, как ты придешь и начнешь то, что ты там начать собирался, — сказал водитель.

— Ну и поговори, — ответил Когэн. — Мне есть чем заняться. Скажи ему, что я сказал, нам надо с Трэттменом потолковать, поглядеть, что он нам скажет.

— Он возражать не станет, — сказал водитель.

— Серьезно потолковать, — сказал Когэн. — Других вариантов я тут как-то не вижу.

— Я тебе сразу могу сказать, — сказал водитель. — Он не согласится ни на какой крупняк по одному твоему подозрению. Он очень переживает, вдруг такое начнется, от чего все станет только хуже, чем и так.

— Это я знаю, — сказал Когэн.

— Последний раз, когда нам пришлось с кем-то разбираться, мы оба считали, что не стоит, — сказал водитель, — а кент, как только поправился, сразу прибежал в ФБР и давай там так врать, что ты не поверишь. Повезло еще, что кент зассал, когда его перед большим жюри поставили. И нам пришлось порядочно спустить лишь на то, чтобы кент зассал. Могу тебя заверить. В общем, ему не захочется, чтоб кто-нибудь на этот счет из кожи вон лез. Кто заниматься будет, ты?

— Чем заниматься? — спросил Когэн.

— Терки тереть с Трэттменом, — сказал водитель.

— Ну, — ответил Когэн, — я мог бы. Только я вот с Диллоном об этом поговорил, и мы думаем, что лучше мне не надо. Может, лучше будет, если Марки мной пока не станет очень интересоваться.

— А он захочет знать, — сказал водитель.

— Еще бы, — сказал Когэн. — Скажи ему, я поговорил с Диллоном, и мы думаем — Стив Каприо с братом.

— Диллон знает, кто это? — спросил водитель. — Он их раньше нанимал?

— Диллон знает, кто это, — ответил Когэн. — Я знаю, кто это. Барри служил со мной на «Осе».[8]На самом деле он вроде как гондон, но он еще, одному первачу надо было Барри положить, первачу в полутяжелом, ему пришлось Барри класть, чтоб титул завоевать. А Стив порядочный. Сделают, что скажешь.

— Я не шучу, ну? — сказал водитель.

— Конечно, — сказал Когэн. — Я знаю. Вы, ребята, никогда не шутите. Вам нельзя шутить. Это я понимаю. Сам-то я совсем зеленый, почти совсем без понятия, но я со многими разговариваю и знаю. Так как с этим разбираемся? Ты мне звонишь?

— Я вот что тебе скажу, — сказал водитель. — Я с ним поговорю, погляжу потом, что он мне скажет, и позвоню Диллону.

— Лады, — сказал Когэн. — Тогда, я понимаю, ты считаешь, что Диллон вполне годен, он справится.

— Нет, — ответил водитель. — Ты сам сказал, что нет.

— Диллон сказал, что Диллон не справится, — сказал Когэн. — Поэтому ты со мной сегодня и разговариваешь.

— Верно, — сказал водитель.

— Значит, — сказал Когэн, — я про то же самое. Хочешь, чтоб Диллон занимался, — звони Диллону. Меня устраивает. Хочешь, чтобы я…

— Я тебе позвоню, — сказал водитель.

— Это я тебе позвоню, — сказал Когэн. — Меня дома не бывает. Часто не бывает. Я сам с тобой свяжусь.

Стив и Барри Каприо ждали бок о бок в дверях «Хейз-Бикфорда» напротив «Хвоста омара» на Бойлстон-стрит.

— Говорю тебе, — сказал Барри, — я б чувака не узнал.

— Джеки говорил, — ответил Стив. — Он похудел и думает, что у него парик или как-то. А кроме того, он сейчас это… вроде как франт, только сам еще не привык.

— Должно быть, хрустики завелись или что-то, — сказал Барри.

— Может, и нет, — ответил Стив. — Джеки, во всяком случае, так не считает. Он думает, чувак ни с того ни с сего стал вдруг просто спускать доллар-другой время от времени. «Может, развод для него закончился удачнее, чем рассчитывал» — вот как Джеки считает. А раньше был прижимистый хуила, каких мало.

— Ебать-копать, — сказал Барри, — а как иначе-то? За телками так бегать все время. Он сколько раз женат был, девять?

— Диллон думает, три, — ответил Стив. — Сам там был. Бля, Диллон говенно выглядит.

— Нормально все с Диллоном будет, — сказал Барри. — Такие мудаки вообще не помирают. Ты в глаза ему смотрел?

— Да не особо, — ответил Стив.

— Я таких ни у кого не видел, — сказал Барри. — Ни у кого — пока не ебанешь по ним. Я когда чувака увидел впервые, подумал сразу: сейчас копыта отбросит. А не отбрасывает. Он всегда так выглядит. Дурные глаза у него. Умрет он.

— Мы все умрем, — сказал Стив. — И Трэттмен умрет.

— Ну, — кивнул Барри. — Но не сегодня, да, Стив?

— Никаких наколок у меня нет, — ответил Стив. — Мне дело сделать надо.

— Ты мне это брось, — сказал Барри. — Я на такое не подписывался. Ты мне одно скажи, что Трэттмену сегодня уснуть не придется.

— Не из-за нас, — ответил Стив.

— Меня устраивает, — сказал Барри.

— Он не помолился или еще чего-то, — сказал Стив. — Я-то тут что могу? Но сегодня мы не по той части.

— Ладно, — сказал Барри. — Я просто убедиться.

— Я и говорю, — сказал Стив. — И только.

— Потому что Марки мне всегда нравился, — сказал Барри.

— Он всем нравился, — сказал Стив. — А тебе — тебе, наверно, блондинка просто нравилась.

— Какая блондинка? — спросил Барри.

— Да ладно тебе, — сказал Стив. — Та, что у него раньше была в «Час пятнадцати», помнишь?

— Там расклад совсем другой был, — сказал Барри.

— Который он сам же себе и обосрал, — сказал Стив.

— Нам еще повезло, что нас тогда там не было, — сказал Барри. — Мне б там очень не хотелось оказаться.

— Ох же ж блин, — сказал Стив. — Ты иногда, блядь, такой тупой, что даже по-человечески, блядь, не понимаешь, а?