Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возле Канала неспокойно! – вдруг раздался звучный голос. – К югу от моста, на краю болота.
– Вижу! – отозвался другой голос, звучавший тише, издалека. – Похоже, крупный самец тащит двух самок.
Вздрогнув от неожиданности, Маэва метнула взгляд на Сола. Тот отдал краткую команду: «Остановить!» – не отводя глаз от заходящего солнца. Этого и не требовалось, понимала Маэва. Дозорные поступят так, как их учили. Таков порядок в Племени. Всякое действие должно иметь цель. Действуя во благо Племени, каждый заботится и о своем благе. Маэва знала, что это не пустые слова, ощущала заложенную в них правду сердцем и душой, каждой клеточкой. Она прервала ритуал не потому, что сомневалась в надежности дозорных, а чтобы полюбоваться уверенностью, с которой они исполнят свой долг.
На вышке справа, ниже по склону, Маэва уловила движение. Она улыбнулась, когда дозорный вскинул изящный арбалет, вставил стрелу, прицелился. Проследив за его взглядом, Маэва заметила, как из золотистых вод Канала показались три фигуры. Плавно, без малейшего усилия, дозорный выпустил три стрелы, одну за одной. Фьюить! Фьюить! Фьюить! Беглецы друг за другом повалились как подкошенные. Сперва высокий, следом двое пониже рухнули в густую зеленую траву на берегу Канала, будто исполняя замысловатый танец, а под занавес целуя землю в глубоком поклоне.
– Минус три землерыла! – доложил дозорный. – Доставить их сюда?
Сол отозвался, по-прежнему глядя на солнце:
– Не стану рисковать жизнью Псобрата перед самой темнотой. Если они еще живы, то до рассвета наверняка не протянут. Да подарит им Солнце легкую смерть.
Дозорный, отдав честь Солу, опять начал вглядываться вдаль.
Маэва вновь обратила лицо к солнцу, а Жрец произнес вполголоса:
– Их побеги лишний раз доказывают: одомашнивать их бесполезно.
Маэва изумленно взглянула на него:
– Одомашнивать? Землерылов? Не слыхала раньше в Племени столь безумных речей.
Сол покачал головой. Когда он вновь заговорил, Маэва удивилась, уловив в его голосе усталость и печаль.
– В Племени таких речей не ведут, но я задумываюсь порой о землерылах. Их жизнь представляется полной ужаса, и у меня неспокойно на душе.
– Сол, мы же о них печемся, придаем их существованию смысл, оберегаем, даже от них самих. Но они настолько глупы, настолько примитивны, что бегут от нашей заботы, прямо навстречу смерти. Да еще на закате! Они же знают, что ждет их с приходом ночи! Что поделаешь с подобными существами?
И когда Маэва думала, что уже не услышит ответа Жреца, прохладный вечерний ветерок донес шепот Сола, будто бы никому не адресованный: Да, что поделать с подобными существами?..
– Она сделала выбор! Сделала выбор! Еще один из нас обрел спутника!
Ник выронил резец, которым завершал узор на ложе арбалета, и едва не поранил ногу.
– Николас, сосредоточься! Несмотря ни на что. Неважно, что творится вокруг. Никогда, никогда не отвлекайся, если у тебя в руках резец. Ты это прекрасно знаешь, я не должен тебе напоминать! – Старик-резчик нахмурился, а небольшой жилистый пес, что терся рядом, поднял серую морду и смерил Ника взглядом, полным презрения.
Ник приготовился возразить – подумаешь, резец случайно выскользнул из рук, пустяки! Но взгляд его упал на ногу старика, всю в бинтах. Ник слишком хорошо представлял, что таится под пропитанной мазью повязкой, и оставил оправдания при себе.
Случайно ли, нет – не все ли равно? Если нож повредит кожу, конец один: парша и смертный приговор, без надежды на исцеление. Ник, почувствовав осуждающий взгляд старика, отвел глаза и кивнул.
– Да, все верно, Мастер. Впредь буду осторожнее.
Резчик что-то бурчал в ответ, когда в дверь гнезда-мастерской заглянул О’Брайен.
– Кузен! Чем ты тут занят – сидишь как пень? – Веселый паренек кивнул Резчику почтительно, но чуть запоздало. – Простите, Мастер, что помешал, но последняя в выводке самочка сделала выбор!
– Да, слышали, – ответил Резчик и добавил тоном, не оставлявшим сомнений, что даже он, старик, не в силах сдержать любопытства: – Выбрать-то она выбрала, но кто же новый спутник?
– Новый не новый, но теперь дважды спутник! – О’Брайен хитро улыбнулся. – Щенок выбрал Маэву.
– Маэву? Уже три зимы как она потеряла свою Тарин. – Резчик был удивлен и обрадован. – Вот хорошо-то, вот хорошо! Рад за нее. Это страшное горе, лишиться спутника. – Он глянул на пса, прильнувшего к нему, и ласково потрепал ему уши.
Сбитый с толку, не замечая радости старика и его пса, Ник скорчил кислую мину и брякнул:
– Маэву? Овчарка-самочка выбрала Маэву? Она же старуха!
– А ты сейчас рассуждаешь как желторотый юнец, а не как зрелый мужчина, коим ты громогласно себя объявляешь, – отрезал старик.
– Никому не в обиду будет сказано, – поправился Ник, – только наверняка не я один удивлен, что щенок-Вожак избрал в спутницы ту, чья жизнь клонится к закату.
– Ник не хотел сказать… – вмешался О’Брайен, но Резчик перебил:
– Пусть Ник лучше сам объяснит, что он хотел и чего не хотел сказать.
Ник неопределенно махнул рукой.
– Тут и объяснять нечего. Сколько прожила Маэва – пятьдесят с лишним зим? Спору нет, у нее дар ухаживать за священными папоротниками, и голос по-прежнему звонок и чист, но не пора ли ей уступить дорогу молодым? Столько молодых ждут своей очереди в спутники и Вожаки, а теперь, когда щенок-Вожак выбрал Маэву, ни у кого нет надежды занять ее место еще с десяток-другой зим. К тому же собака наверняка ее переживет – а значит, Племени придется расхлебывать кашу, что заварила Маэва.
– Под словом «каша» ты подразумеваешь убитую горем собаку? – спросил Резчик притворно любезным тоном.
– Да, но не только это: священные папоротники лишатся опытной Садовницы, а роженицы – Повитухи, а учеников она после себя не оставит, слишком будет занята ролью Вожака, хотя ей давно пора на покой, в Наставники.
– И все-таки щенок выбрал Маэву.
– И все равно, по-моему, неправильно это, – настаивал Ник. – И не подумайте, это не черствость, а всего лишь здравый смысл.
– Здравый смысл? Знаешь ли ты, Николас, сколько раз меня выбирали в спутники? – неожиданно спросил старик.
– Нет, не знаю, – растерялся Ник.
– Два? – предположил О’Брайен.
– Паладин – моя третья собака.
– Третья?! – О’Брайен с улыбкой глянул на терьера, а тот в ответ завилял хвостом. – Вот так чудо!
– Да, но среди твоих собак – ни одной овчарки. Ни одного Вожака, – отозвался Ник поспешно, будто машинально.
– По-твоему, связь наша от этого менее глубока? – Резчик буравил Ника взглядом зеленых, как мох, глаз. – По-твоему, наша общая жизнь менее ценна оттого, что собаки мои – не овчарки, не Вожаки? – Рука его, до этого мирно покоившаяся на макушке Паладина, с такой силой хлопнула по верстаку, что неоконченные детали подпрыгнули. – Не будь терьеров, не было бы Охотников. Не будь Охотников, собаки-Вожаки и их спутники умерли бы с голоду – и чего бы тогда стоили твои здравые рассуждения о превосходстве и пользе?