Смотрю на часы и вижу, что уже полпервого-ночи. Достаю телефон, и завожу будильник на полшестого. Так, на всякий случай. Одновременно делаю несколько снимков на телефон. Один раз Крейвена, и три саму тюрьму. Хочу показать все это Ли и узнать, что она думает по этому поводу.

- Мы – живая, уничтожающая машина, - отвечает Крейвен, освобождая вторую ногу. Все это дается ему с легкостью, поэтому понимаю, что его слова истинные.

В голове сразу вспоминаются строки из письма Аниты. Про проект «ЖУМ». Вот тебе и расшифровка.

Покончив со своим занятием, Крейвен несмело приближается ко мне и садится рядом. Потом опирается спиной о стену, берет меня под мышки и, как маленького ребенка, пересаживает к себе на колени. Я напрягаюсь от его собственнического поступка, но не сопротивляюсь. Ужасно устала. Тем более, если ему это нужно, то пускай. Мне тоже хорошо. С таким режимом жизни, наверное, у него никогда не было таких моментов, когда просто к кому-то прикасаешься. Все время сам да сам! Лишь изредка приходят, чтобы избить, и то, во время того, пока они под воздействием газа. Наверное,  уже и забыли, что это такое - нормальные, простые человеческие объятия? Поэтому, не решаюсь отказать ему в этом маленьком желании. Наоборот, полностью расслабляюсь в его руках,  прижимаюсь к нему боком и опускаю голову на плечо.

 От прикосновения моей щеки к его груди, чувствуется опять это нежное покалывание по всему телу. Мы вздрагиваем одновременно,  и я отклоняюсь, вновь выравниваясь на его ногах.

- Прости, - быстро говорю я.  – Твоя рана… Сильно болит?

Отрицательно качает головой и опять прижимает меня к себе, укладывая туда, где только что я была. Секунду привыкаем друг к другу, и становится легче. Чувствую, как дыхание его становиться тяжелым и прерывистым. Стук сердца нереально быстрый. Он как-то странно напряжен, пальцы вдавливают в мою спину и бедро чуть сильней, чем обычно. В этот момент мне кажется, что он борется с  неким внутренним миром, стараясь взять себя под контроль.

Слегка ерзаю на нем, пытаясь лучше умоститься. И понимаю, в чем борьба его внутреннего мира. У него стояк! Его, реально, огромная твердая штука вдавливается мне  в бедро. Но я не боюсь почему-то его и, то, что он может позволить себе лишнее, слишком трепетное отношение ко мне. Это просто реакция обычного мужчины на близость женщины. Из этого в голове сразу возникают вопросы: был ли у него когда-то сексуальный опыт? Или хотя бы хоть раз приходилось ему видеть женщину? Первые моменты нашего с ним знакомства говорят о том, что он никогда не  встречался с человеком женского пола. Но вот, то, что в лаборатории работают одни только женщины, опровергает это.

Понимая, что ситуация принимает неправильный оборот, решаю отвлекать  его вопросами. Их у меня накопилось много. Может быть, он что-то знает.

- Крейвен! – зову негромко. Голос мой слегка охрип от волнения. Я ведь тоже не железная. Признаюсь, сидеть и не думать о том, что он меня хочет, не слишком легкое задание. – Ты можешь мне рассказать  об исследованиях, которые проводятся над вами? Что это за проект?

Вздохнув на полную грудь, его пальцы уже не так вдавливаются в мой позвоночник. То, что он борется со своими потребностями, вызывает у меня расположение к нему. Ведь раз он может контролировать свое состояние, это говорит о многом. Чувствую, что это помогает, думая о чем-то другом,  становится легче. 

- Изначально, план всего проекта был рассчитан на создания живого оружия, которое могло тактично думать, незаметно передвигать и выполнять любые приказы. Это оружие должно было не истощаться, прожить без еды долгое время и выживать во всех условиях. Дождь, холод,  жара – нам не помеха. Мы быстро восстанавливаемся.  Имеем необычную силу и мощь. Также можем учуять врага за много километров. Мы их чувствуем не только по запаху. Ночь и день не различается, все видим одинаково.

- Но, как они собирались вами управлять?  - не удержалась я.

- Вот через эту причину проект почти провалился. Изначально нас было пятьдесят детей. Большинство которых были  умственно отсталыми, больными с ДЦП или другими тяжелыми болезнями. Многих покупали или крали из детского дома. Остальных родители продавали сами…

- Нет!!! – почти кричу я, прикрывая рот ладонью. При этом вскакиваю и смотрю на него с ужасом. Просто так трудно в это поверить. Разве может быть нечто подобное? Крейвен проводит ладонью по моим волосам в успокаивающем жесте, и я кладу голову обратно ему на грудь.

- Если для тебя это настолько тяжело…

- Нет! Продолжай. Пожалуйста!

- Просто многим родителям обещали, что благодаря этим испытаниям, их дети будут здоровы, как простые люди. Но, в итоге, после первой удачной инъекции, которая показала хорошие результаты, всех детей перевезли в другое место.

- Сколько было тебе? Как ты вообще оказался в этом ужасе? – тихо спросила я, сдерживая рыдания.

- Не помню. Лет пять может. То, что они нам кололи, удаляло все воспоминания. Пока, например, что-то не увидишь похожее из прошлого или не услышишь нужных слов. Это как -ты спросила мое имя…

- Это тебе помогло?

- Да, я увидел маленький фрагмент из детства. Когда я  бежал по траве, а меня звали по имени.

- А твоя речь… Ты сейчас так хорошо говоришь. Полчаса назад, мне казалось, что тебе это давалось с трудом, - спросила я.

- В предпоследней лаборатории, лет восемь назад, нам тестировали память. Показывали нужную информацию, и нам надо было её запомнить. Информация была исключительно о военной технике, оружии всех видов - как стрелять, из чего сделано, боевые навыки и, как сложено человеческое тело. Все, что касается этого, мы знаем до мелочей. Также мы выучили шестьдесят два официальных языка мира и свободно разговариваем на них. Просто мне не приходилось слишком давно ни с кем говорить. Вот поэтому мне надо было время, чтобы все сформулировать и правильно сопоставлять слова. Нам хватает несколько минут для  оценки личности и войти в нужный контакт. Мы все здесь дикие, ведь не видим внешнего мира и людей. Что такое слезы и смех - увидел впервые от тебя. Давно все забылось, да и по-другому нельзя. С чего радоваться? А слезы не помогут. Прежде, чем к нам войти, пускают газ, опасаясь за свою жизнь. Пока мы без сознания, они проделывают свои дела, а потом только наблюдают, не сдохли ли мы на второй день, - выпаливает он со злостью. – Но когда я очнулся и увидел тебя, то почувствовал нечто другое…. В тебе не было чувства злости или расчетливости. Ты сопереживала и волновалась за меня. А еще ты очень вкусно пахнешь. Как-то особенно. Ты  отличаешься от них. Не чувствую  тебя в их команде. Почему ты здесь?

Теперь моя была очередь отвечать. Уклониться было как-то неправильно. Ведь он мне так много рассказал. Тем более, что вряд ли он будет говорить это охране. То, что он хочет меня защитить, уже сполна доказал.

- Мне сделали  предложение на хорошее место работы, - я горько улыбнулась. – В контракте все так слащаво описывалось, вот я, дура, и клюнула. Когда летела сюда, даже не задавалась вопросом – почему? Настолько была уставшей, что почти спала в вертолете. А когда пришла в себя, узнала много нового, и то, что назад дороги нет. Вот и пришлось притворяться, пока не придумаем, как отсюда выбраться. Все, кто сюда попадают, живыми не возвращаются. Тут я познакомилась с девочкой - Ли, её сестра работала в этой же лаборатории хирургом и без вести пропала. Она, что-то подозревала про ужасные дела, которые творились в этом месте. Поэтому дала наводку Ли, и после её убрали. Вчера мы нашли документы об этом подвале и решили проверить, что здесь, чтобы нарыть информацию, выкрасть документы и прекратить этот ужас. Честно, я не знала, что меня тут ждет. Даже не знаю, что теперь делать… Как много вас тут?