Велика телега об одном колесе: сама не катится, а вокруг света обвозит.

(Корабль; одно колесо — штурвал.)

О «ВРЕДЕ» ПОЭЗИИ

Служба Даля на Черном море закончилась неожиданно.

Даль не перенял у отца яростной вспыльчивости, зато унаследовал способность заводить недоброжелателей среди сильных мира сего.

Недругом Даля-отца был император Павел, врагом Владимира Даля стал главный командир Черноморского флота адмирал Грейг.

И все оттого, что Даль, никудышный, подверженный морской болезни младший офицер, смел сочинять стихи и пьесы.

Даль поддался опасной страсти еще в корпусе. Таясь от грозного ока воспитателя, запечатлевал на бумажных клочках свои первые строфы.

В Николаеве мичман Владимир Даль слыл среди флотских изрядным стихотворцем. Любители с успехом разыгрывали его комедии.

Слава «сочинителя» — недобрая слава. У начальства «сочинитель» вызывает подозрения. Зачем офицеру писать стихи? И если, вместо того чтобы жить как все, он пишет стихи, не способен ли он еще на что-нибудь худшее? Вот это «не как все» и раздражает в «сочинителе». Тот, кто пишет стихи, живет, думает и видит иначе. А начальству надо, чтобы все одинаково. Поэтому «сочинителя» стараются держать в шорах.

Для Даля «сочинительство» обернулось совсем плохо.

Отец, Иван Матвеевич, таскал заряженные пистолеты, однако стрелять не пришлось. Владимир Даль, безоружный, стоял под прицелом равнодушных, мрачных, колючих глаз.

Он видел эти глаза и хмурые лбы над ними, седые коки, зализанные пряди, желтые плеши и — еще выше — длинные, обтянутые сверкающими ботфортами ноги государя императора. Чтобы увидеть лицо императора, надо было задрать голову. Портрет огромен.

Задирать голову нельзя. Следует стоять навытяжку, смотреть в мрачные лбы, в недобрые глаза. Даль стоит, смотрит. Твердит: «Никак нет…»

Заседает военный суд.

Даль под судом! Немыслимо. Аккуратный, исполнительный Даль. Даль, не поротый даже в корпусе.

Между тем военный суд слушает дело по обвинению мичмана Даля в сочинении пасквилей.

Сам адмирал Грейг, командир флота, заявил суду, что в Дале живет дух своевольства и неповиновения.

По Николаеву гуляет язвительный стишок про Грейга.

Неведомый автор рассказал кое-что о жизни адмирала: как раз то, о чем сам он предпочитал умалчивать. И у главнокомандующих бывают слабости.

Адмирал Алексей Самуилович Грейг стал мичманом на сорок пять лет раньше Владимира Даля. Это звание было пожаловано Грейгу в день рождения. Крохотное существо орало в пеленках — уже мичман. Алексей Грейг был сыном знаменитого адмирала и крестником Екатерины II.

С десяти лет он плавал на военных судах, с тринадцати участвовал в морских сражениях, двадцати восьми командовал эскадрой. Его хвалили Сенявин и Нельсон.

Сенявин и Нельсон! А в городке Николаеве, где Грейг — бог и царь, ходит по рукам веселый стишок об адмиральских грехах.

Адмирал взбешен. Ищет автора. Кого знают флотские как сочинителя? Кто известен во всем городе как стихотворец? Мичман Владимир Даль.

Даль? Этот тощий офицерик, который боится качки и до Севастополя ездит в телеге?

Между прочим, тощий мичман сочинил комедию, в которой высмеивает важного вельможу, именует «придворной куклой».

В доме Далей появляется полицмейстер с обыском. Дома одна мать. Был бы жив отец, могла случиться баталия. Но происходит сцена из тех, которые романисты в книги не вставляют, потому что читатели все равно не верят, говорят: «Такого не бывает».

Полицмейстер роется в комодных ящиках, ничего не находит, раскланивается. Мать бросает ему в спину презрительно:

— Что ж вы, сударь, нижний-то ящик не осмотрели? Там у нас старая обувь.

Полицмейстер неожиданно возвращается. Склонившись у комода, перебирает поношенные туфли и сапоги. Вдруг выпрямляется торжествующий. В руке — скомканная бумажка со стихами. Не те стихи, какие он искал, однако сатирические и касаются известных в городе лиц.

Мать в отчаянии хватается за голову.

Полицмейстерова находка — важная улика. Обвинение против Даля строят так: написал эти стихи, мог написать и те. Даль отказывается: эти написал, те нет.

Даля семь месяцев держат на гауптвахте, во время следствия на него кричат. Ему кажется, будто за спинами судей император сердито топает ногой в сверкающем ботфорте.

Даль не признается. Но боевой адмирал Грейг хочет стереть «сочинителя» с лица земли. Суд послушно стирает. Выносит приговор: разжаловать в матросы. Это то же, что произвести в рабы. В ушах Даля свистит