— Хмырь, ты что там, сдох?!

— Ответь, — велел я.

— Чего?

— Что идем.

— Доцент! Он говорит, что мы идем! — послушно заорал тощий грабитель. Ох, простота и впрямь хуже воровства!

Я слегка ткнул Изверга пятками, и верный драконозавр, не разжимая зубов, потрусил вперед. Разбойник, подталкиваемый носом Ветерка и исходя семью потами, засеменил рядом. Именно таким манером мы выбрались на поляну.

— Эт-то что еще такое? — нахмурился толстый неопрятного вида дядька в явно маловатой ему кожанке с оторванными рукавами. Судя по голосу — тот самый Доцент. И, судя по моим смутным воспоминаниям, также где-то мной виденный.

— Чудесный день, господа, — невозмутимо кивнул я.

— И тебя туда же. Косой!

Но не успел третий мужик — абсолютная копия моего пленника с точки зрения одежды, обилия шрамов и жалкого вида, но вооруженный внушительной дубиной — оторваться от содержимого распотрошенного мешка и попытаться встать, как «бздям-ммм!» — рукав его дырявого кафтана оказался намертво пришпилен арбалетным болтом к дереву.

— Не советую, — покачал головой я, видя, что Доцент потянул из-за пояса кошмарного вида тесак с обломанным кончиком.

«Бздям-ммм!» — тут же пропел новый посланец арбалета, начисто срезав ветку орешника над самой головой толстяка.

— Кто шевельнется, получит следующий в брюхо, — любезно пояснил из-за кустов Бон. — На вашем месте я бы уже минут пять как разоружался!

— Че? — не понял Доцент.

— Железо на землю! — «перевел» я. — Живо! Впрочем, «железо» — это было сильно сказано.

Гвизарма осталась валяться там, где Хмырь ее уронил, а у Косого кроме дубины оказался лишь нож за голенищем дырявого сапога.

Подождав, пока вышеупомянутый нож и тесак Доцента очутятся на траве рядом с лапами Изверга, Бон и Глори выехали на поляну. Парень и впрямь держал наизготовку заряженный арбалет, но вся троица разбойников уставилась с нескрываемым ужасом отнюдь не на него.

— О, Ссуф, опять! — простонал пришпиленный к дереву Косой. — Ну за что?!

— А-а, старые знакомые! — усмехнулась Глори. — Что бы вам стоило сменить профессию еще после нашей первой встречи?

И тут я понял, почему физиономии Доцента и его «джентльменов удачи» казались мне знакомыми: два года назад эти оболтусы уже пытались напасть на нас неподалеку от Хойры. Вот ведь несправедливость! Всегда так: уделал всех я, а запомнили жену. Видно, такова, как сказал бы Бон, моя планида…

Пока мы с парнем связывали присмиревших разбойников, Глори присела на корточки перед примотанным к дереву Римбольдом. Под глазом гнома наливался отменный синяк, кафтан с вывернутыми карманами был порван на спине, а рот заткнут концом собственной бороды. Знаете, что этот мелкий паразит пробурчал; когда Глори ее вытащила?

— Почему так долго?!

К сожалению гнома, моя драгоценная супруга, невзирая на свое королевское происхождение, считает неблагодарность одним из наитягчайших грехов. А уж неблагодарность, проявленная по отношению к ней, любимой… — Засиделись мы тут что-то, — задумчиво произнесла она, вставая и подходя к нам. — Поехали.

— Э-е-ей! — забеспокоился Римбольд. — То есть как это «поехали»?

— На драконозаврах! — отрезала Глори. — А я?

— Посидишь тут, подумаешь о своем поведении!

— А они? — Гном мотнул головой в сторону связанных разбойников.

— Посидят тут, подумают о своем поведении. К вечеру, если повезет, развяжутся.

— Не-а, — покачал головой Бон, подергав для верности узлы. — К вечеру — навряд ли. Вот к утру…

— К утру — так к утру, — не стала спорить Глори. — Значит, ежели за ночь вас никто не сожрет и ты будешь просить как следует, они, быть может, тебя и освободят.

При слове «сожрет» Римбольд затрепыхался, как попавшая на крючок рыбка, но путы держали крепко. К тому же, откуда ему было знать, что в тутошних посадках уже давно не осталось зверья, способного сожрать что-либо, кроме одуванчика? Тогда гном с надеждой посмотрел на горе-грабителей. Ответный взгляд Доцента свидетельствовал, что дядька прекрасно понял, кому он обязан своим теперешним положением. И, если он освободится, этот «кто-то» в лучшем случае может рассчитывать на второй «фонарь». Осознав это, гном закатил глаза и обмяк.

— Надеюсь, ты это не всерьез? — осторожно поинтересовался Бон.

— Пока не знаю… — мстительно протянула моя принцесса. — Уж больно соблазн велик…

Бон немного подумал, потом решительно достал кинжал и перерезал веревки, стягивающие гнома. Потом подумал еще немного — и освободил «джентльменов удачи».

— Ню-ню, — прокомментировала благородный поступок Глори. — Хотелось бы верить, что ты ведаешь, что творишь.

— Да ладно тебе! — обнял я ее за плечи. — Он уже достаточно наказан. Что же касается этих…

— Что же касается этих, — перебила меня она, поворачиваясь к разбойникам, робко растирающим затекшие запястья, — то если я еще раз когда-нибудь, где-нибудь, от кого-нибудь услышу…

М-да… Стадо слонопотамов, в сезон засухи несущееся на водопой, производит куда меньше шума, чем перепуганные грабители, выпущенные на волю…

Подождав, пока треск сучьев и топот окончательно стихнут, мы сложили вещи Римбольда обратно в мешок, положили его рядом с бесчувственным хозяином и тихонько вернулись к месту нашей прежней стоянки. На этом настоял я. И оказался прав.

Римбольд появился примерно через полчаса. Точнее, нет. Через полчаса появилась во-от такенная охапка сушняка. Она целеустремленно двигалась в нашу сторону на двух ногах, обутых в знаменитые гномьи башмаки с чуть загнутыми носами.

— Вот, — скромно сказал Римбольд, сгружая свою ношу возле костерка и потупясь, — я вам тут дровишек принес…

— Долг платежом красен, — ухмыльнулся Бон, доставая из кармана кошелек гнома и даренный Друллом золотой браслет. Ух ты, а я и не заметил, когда он отобрал их у грабителей!

Нет, гном не всплакнул от умиления. Хотя, сдается мне, был к тому сильно близок. Он просто стиснул парня в объятиях, торжественно поклонился нам с Глори (ей — куда ниже), потом снял с импровизированного мангала поджарившуюся сосиску, откусил добрую половину и с набитым ртом осведомился:

— Итак, когда выступаем?..

в которой рассказывается о том, до чего может довести жителей отдельно взятой республики незнание их предками древних обычаев

Когда любой ребенок впервые смотрит на карту современного мира, у него, разумеется, возникает куча вопросов. И наверняка один из них звучит так: почему названия государств-соседей Кнегсии и Нексии различаются лишь в двух буквах? Причем первое — немереное королевство, прямой наследник империи Зензириты Салийской, а второе — ма-ахонькая республика, стыдливо прилепившаяся сверху к могучему южному соседу. Дети, само собой, спрашивают родителей и педагогов, а те или отвечают сразу (если знают), или отмахиваются (если не знают), или говорят: «Подрастешь — сам узнаешь» (если знают, но объяснять неохота). В случае со мной был гибрид второго и третьего вариантов: матушке было решительно начихать на весь мир целиком и его составляющие по отдельности, пока оные ее лично не касаются, поэтому она не знала. Но и обижать меня отказом ей не хотелось. Так что ответ на свой вопрос я действительно узнал сам, когда подрос. И узнал вот что. После развала империи королевы Зензириты, когда большинство северо-западных провинций (Хойра, Райвэлл, Оргейл и прочие), а также ряд колоний по ту сторону Внутреннего моря срочно захотели независимости, мир чуть не погрузился в тотальную войнушку «всех против всех». К тому же империю со всех сторон постоянно тревожили набегами дикие и воинственные варвары, а с востока вдобавок тянулись гномы, первыми получившие от вышеупомянутых варваров по зубам. Может, если бы у Зензириты остались родственники и будь среди них хоть один достаточно жадный и решительный, современные карты выглядели бы совсем по-другому. Но всех родственников предусмотрительная королева, правившая под девизом: «После меня — хоть Грыбочек!», — давным-давно извела под корень, дабы не вводить их в соблазн переворота. А придворные тут же начали вопить, что гигантская империя — колосс на глиняных ногах, который не сегодня-завтра рухнет, придавив всех скопом. И что пусть-де эти алкающие свободы провинции лучше наалкаются вусмерть, а попутно самостоятельно обороняют варварские рубежи, загоняют гномьё обратно в горы и так далее. Правда, справедливости ради стоит признать, что кое-кто из оных придворных загадочно исчез сразу же после раздела империи, чтобы потом возникнуть в тех самых провинциях в качестве основателей новых династий, магнатов и прочих совсем не бедствующих граждан.