Пока он разговаривал, Даша надела дубленку и замшевую кепочку, подошла к зеркалу, поправила волосы и отметила, что выглядит вполне прилично.

Следователь Карнаухов вернул ей телефон и угрюмо спросил:

– Вы завтракали сегодня?

– Спасибо, я не хочу.

– Ну, тогда не говорите потом, что мы вас голодом морим.

Все вышли на площадку, Даша заперла квартиру и направилась к лифту. Оба полицейских в форме решили спуститься пешком, но в последний момент тот, нервный, который пил воду на кухне, решил остаться.

– Нас четверо, – объяснил он следователю, – должны поместиться.

Они ждали лифт, но кнопка вызова светила красным, значит, он был занят. Даша смотрела на огонек и понимала, что жизнь ее меняется. То есть жизнь, наверное, остается прежней, но в нее вклинилось нечто ужасное и непредсказуемое. Лифт ехать не спешил. А по лестнице кто-то спускался. Даша подняла голову и увидела Дмитрия, он нес букет орхидей. Девушка невольно улыбнулась. Словно не замечая полицейских, сосед подошел к Даше и протянул ей цветы:

– Доброе утро! Это тебе. Ты куда-то уходишь? Мы ведь в кино собирались?

Она удивилась, потому что о посещении кинотеатра и речи вчера не было. Даша пыталась придумать, что бы ответить Диме, чтобы он понял, что она не преступница, потянулась за букетом, но полицейский загородил ее от Хворостинина.

– Проходи мимо! – грубо сказал он.

– Я сам принимаю решение, куда и зачем мне идти, – сердито ответил парень.

– Гражданка Шеина задержана! Не видишь, что ли?

Полицейский надвигался на Дмитрия, но он не собирался отступать.

– На каком основании?

Но рассерженный служитель порядка попытался молча оттолкнуть парня, только Хворостинин, оставаясь на месте, немного убрал корпус, и полицейский, не удержав равновесия, упал.

– Ну ты доигрался, гад! – закричал он, вскакивая, и замахнулся.

– Лейтенант! – попытался остановить его следователь Карнаухов, но без особой настойчивости.

– Да он меня провоцирует! Мы тебе сейчас нападение на власти впаяем!

– Представьтесь для начала, – спокойно попросил Дмитрий, вновь уходя от удара.

– Чего? Представиться? Старший оперуполномоченный уголовного розыска старший лейтенант Мошканов. Урод! Ты доволен? Ну, тады на…

И он замахнулся для нового удара. Даша вскрикнула, а полицейский опять промахнулся и упал.

Красная кнопка погасла. Можно было вызывать лифт, но все об этом забыли. Второй следователь бросился на Мошканова и попытался остановить его, но старший лейтенант был крупнее и в ярости. Он вырвался и быстрым движением выдернул из кобуры пистолет, направил его на Хворостинина.

– Отставить, Мошканов! – крикнул майор Карнаухов.

Но полицейский его не слушал.

– Лицом к стене! – орал он. – Руки за спину! Быстро!

– Давай меняться, – с усмешкой предложил Хворостинин. – Я тебе цветы, а ты мне пистолет.

Он протянул букет ошарашенному оперативнику, поднес его к самому лицу.

– Ты че? – вдруг закричал он и отскочил. – А-а!

Пистолета в его руке уже не было. И похоже, что старший лейтенант сам не понял, как это произошло.

– Оружие верну только вашему непосредственному начальнику, – продолжая оставаться невозмутимо спокойным, заявил Дмитрий, – а сейчас я звоню дежурному по городу и сообщаю, что на меня на лестничной площадке напал вооруженный пистолетом «макаров» пьяный мужчина в полицейской форме. Этот человек назвался старшим лейтенантом Мошкановым-Уродом.

– Отдайте оружие, – попросил Карнаухов, распахнув перед Хворостининым свои корочки. – Этот человек наш оперативный сотрудник, и он при исполнении, а вы противодействовали…

– Я уже сказал, кому верну оружие, товарищ майор, – мельком глянул на удостоверение следователя Дмитрий, – и только после освидетельствования этого вашего опера на наличие алкоголя в крови.

Опять загорелась красная кнопка. А второй следователь медленно попятился к лестнице.

– Ты куда, Петров? – крикнул ему вслед Карнаухов.

– Разбирайтесь сами, меня здесь не было, – отмахнулся тот, – у меня законный выходной.

– Слышь, друг, – обратился к Дмитрию ставший багровым Мошканов, – давай как-то по-человечески решим. Признаю, что перегнул палку, но работа, сам понимаешь, нервная. Прямо из-за стола выдернули… Вот эти, – опер кивнул на следователя, – звонят, требуют, приказывают, будто я им что должен…

– Простите его, Дима, – попросила Даша, ей стало жалко незадачливого полицейского. – Я сама согласилась поехать и дать показания по событиям вчерашнего дня… Где была и что делала. И адвокат мой сейчас подъедет.

– Тогда и мне надо ехать, ведь Даша практически весь день была со мной… Если нужно алиби, то я могу подтвердить…

– В каком смысле была с вами? – растерялся следователь. – То есть вы хотите сказать…

– Конечно, хочу, – кивнул Дмитрий, – только показания я дам в присутствии адвоката.

– Простите, а как насчет пистолета? – напомнил о себе оперативник.

– Угомонись, – посоветовал ему Хворостинин, – получишь от своего начальника, который в присутствии сотрудника управления собственной безопасности проверит по журналу в оружейной комнате и выяснит, кто тебе, пьяному, выдал оружие.

В сумочке Даши зазвенел мобильный.

– Адвокат, наверное, – решила она.

Но звонила Лиля.

– Приветик! А я маме рассказала, что мы подружились, и она хочет пригласить тебя сегодня к нам на обед.

– Спасибо, но, извините меня, я, наверное, не смогу. Меня задержала полиция… Пришли с утра домой…

– Что случилось? Почему? – всполошилась Лиля.

Даша со вздохом объяснила:

– Дело в том, что вчера вечером убили Владислава Петровича…

Сказала это и поняла, что зря: ведь Лиля влюблена в Копатько и ждет от него ребенка…

– Лилечка… – тихо позвала она и услышала тишину в трубке, а потом донесся сдавленный слезами шепот:

– Этого не может быть… зачем ты…

И пошли гудки.

Даша стиснула зубы, придется еще и Лиле доказывать, что она никого не убивала.

– Поехали, – сказала она Карнаухову. – Моей подруге плохо от ваших новостей. Я должна поскорее вернуться и поддержать ее.

Даша решительно нажала на кнопку вызова лифта.

– А-а? – хотел что-то произнести Мошканов, который мялся рядом с Хворостининым.

– Ты поедешь в моей машине, – сказал ему Дмитрий.

После чего протянул Даше букет орхидей, шагнул на ступеньки лестницы и посмотрел на теряющего краску опера.