Деваться было некуда. Норман обнял Викторию мускулистыми руками, прижимая к себе все плотнее и нежно целуя ее лоб, щеки и губы.

Его руки были прохладнее ее обнаженной спины, согретой теплом постели, а губы жгли горячее огня и оставляли у виска след, порождавший желание.

— Нет, — прошептала Виктория.

Но кому это она говорила, ему или себе?

— Да, — сказал незнакомец в ответ, быстро сбрасывая простыни с обнаженного тела женщины. Хрипло дыша, со стоном он прильнул головой к ее груди.

Виктории хотелось пронзительно крикнуть, но вместо этого она обхватила рукой его голову, устремившись навстречу его ищущим губам.

— Пожалуйста, — выдохнула она и слабо оттолкнула его, но он лишь приник губами к ее набухшему соску, лаская его влажным языком.

— Пожалуйста, — вновь взмолилась Виктория.

Одной рукой она обвила его темную голову, а другой отстраняла плечо, стараясь проявить остатки благоразумия.

— Меня не было так долго, — пробормотал незнакомец, припадая к другой груди. Его язык у напрягшегося соска заставил ее тело расслабиться, но слова точно окатили холодной водой.

Виктория собрала всю свою волю и напомнила себе, что это совершенно чужой человек, утративший память незнакомец, и обеими руками оттолкнула его от себя.

— Виктория?.. — с обидой в голосе и с недоумением в глазах спросил он.

Замерший над ней мужчина долго и изучающе смотрел на Викторию. Она не могла понять выражения его лица. Затем он вздохнул и печально улыбнулся. Его руки выскользнули из-под ее спины и набросили простынь.

— Я забыл, — нетвердо сказал Норман. Виктория с недоумением взглянула на него. Он с сожалением улыбался. — Ты не ранняя птичка.

Виктория хотела, было возразить, но передумала. Пусть это останется его фантазией. Если он предпочитал верить, что по утрам она бывает не в форме, ее власть над действительностью продлится. Тело Виктории все еще горело желанием, которое он возбудил в ней своими мечтами и коварной ложью.

— Почему ты заперла меня? — тихо, с некоторым холодком в голосе спросил Норман.

— Как ты вышел? — выпалила Виктория, отодвигаясь к подушкам и натягивая простыню до подбородка.

Резким вопросом она пыталась скрыть свое состояние и улизнуть от необходимости объяснять свой поступок. К ее удивлению, он склонил голову набок и широко улыбнулся.

— Ты что, не знала за кого вышла замуж? — усмехнулся он, самодовольно приподняв бровь. — Нет замка, который мог бы меня удержать.

Он дотянулся до чашки с еще дымившимся кофе и подал ее Виктории.

— Вот, выпей. Кажется, тебе это необходимо.

Незнакомец встал и отошел от кровати. Он не заметил, как Виктория рассеянно взяла чашку, не обратил внимания на то, как нечаянно раздавил ногой розу. Виктории это показалось символичным. Забыв про цветок, он уронил его, а затем наступил на колючий стебель. Разве не то же самое совершил он с сознанием Виктории, не говоря уже, о ее сердце?

— Я не обвиняю тебя за недоверие ко мне прошлой ночью — я был странный. Кто знает, что твори лось в моей голове? — Он отвернулся и посмотрел на нее. — Я имею в виду свое падение.

Виктория нахмурилась. Все происходило совсем не так, как предполагал Джек. Этот «Норман», кажется, прекрасно чувствовал себя в новой псевдожизни.

— Ну, как ты? — кашлянув, спросила, наконец, Виктория.

— Замечательно, — ответил Норман и, направляясь к платяному шкафу, добавил: — Достаточно хорошо, чтобы поработать над текстом.

Его улыбка была настолько заразительной, что Виктория неожиданно для себя ответила на нее.

Но улыбка исчезла, стоило лишь ему взглянуть на содержимое шкафа. С минуту он осматривал одежду, затем, крайне недовольный, медленно повернулся к Виктории.

— Где моя одежда? — спросил он. — Что ты с ней сделала? Нигде ничего нет. В этом доме только твои вещи.

В глазах шагнувшего к ней человека читалось замешательство.

— Виктория… Что происходит?

Ну почему Джек не посоветовал толком что делать и что говорить, с досадой подумала Виктория. И тут же покачала головой: нет, не Джек виноват в случившемся, а она сама. Это она предложила оставить Нормана на ночь, это она позволила ему жить в доме до тех пор, пока ему не станет лучше.

Физически Норман чувствовал себя хорошо, но умственно… Сейчас он ждал ответа, но что сказать ему: всю правду о событиях прошлой ночи или попытаться наплести какую-нибудь чушь относительно отсутствия одежды?

Но к счастью, он не потребовал от нее объяснений.

— Не обращай внимания. Я не очень-то хочу это знать, — махнув рукой, произнес Норман, как ребенок, попавший в беду. Похоже, он поступал так довольно часто. Виктория, скрывая усмешку, прикусила губу.

Но что означает этот взгляд? И почему он заставил ее ощутить вину за эту смущенную улыбку?

Норман выпрямился.

— Ты позже расскажешь мне об этом. У нас ведь есть о чем поговорить, не так ли?

Он направился к двери, бросив на ходу:

— Живее, дорогая. Я пишу, и мне не терпится прочитать тебе.

— Что? — выкрикнула Виктория в уже пустой дверной проем. — Что ты делаешь? — но в ответ раздался лишь тихий звук его удалявшихся по лестнице шагов.

Виктория все еще лежала, опершись на спинку кровати, ее тело и мысли оцепенели. Но как только слова Нормана достигли ее сознания, она отбросила простыни и почти бегом бросилась к шкафу. Натянув одежду дрожащими руками, она стремительно кинулась в ванную, быстро умылась, почистила зубы и провела щеткой по растрепанным после сна волосам.

Впервые Виктория обратила внимание на то, как смотрятся на ней шелковая золотистая блузка и фланелевые брюки, подчеркивающие тонкую талию. Подсознательно желая произвести впечатление, Виктория еще раз поправила пряжку ремня и стремглав вылетела из спальни, проклиная неприбранную кровать и сцену, которая только что произошла.

Мчась по лестнице, она призналась себе, что боится не вмешательства Нормана в свою работу. Страх вызывали поцелуи этого человека, само его присутствие в доме, проникновение в ее мысли и сердце. Тем не менее, она постаралась скрыть свое смятение, притворившись рассерженной.

Если только этот маньяк дотронулся до моей машинки… сказала она себе, пытаясь забыть, что всего лишь минуты назад с благосклонностью принимала его знаки внимания.

Виктория на ходу приласкала Макса, по-прежнему ругая себя за порыв оставить незнакомца в доме. То, что ночью казалось совершенно, разумным и даже неизбежным, днем стало пугающим и сомнительным.

— Лучше бы уж он… — проворчала Виктория, входя в кабинет и видя, что ее худшие опасения оправдались.