— Ну и что мне нужно будет делать, работая на вас, господин Ромер?

— Пожалуйста, зови меня Лукас.

— Так что мне придется делать для вас, Лукас?

— Что нам придется делать, Ева. Все прояснится к концу твоего обучения.

— А когда это произойдет?

— Когда я пойму, что ты в достаточной мере обучена.

Он задал Еве еще несколько общих вопросов. Некоторые из них касались организации в Лайне: хорошо ли относились к ней преподаватели, проявляли ли они любопытство, задавали ли ей вопросы о предстоящей работе, почувствовала ли она особое к себе отношение со стороны служащих и так далее. Ева ответила ему правду. Ромер выслушал и задумался, медленно цедя виски и затягиваясь дымом сигареты. Он оценивал Лайн почти так, как, возможно, делал бы будущий родитель, выбирая школу для своего одаренного ребенка. Затем Ромер затушил сигарету, встал, засунул бутылку с виски в карман пиджака и направился к двери.

— Приятно было встретиться с тобой снова, Ева, — сказал он. — Старайся.

И ушел.

Сон у реки был судорожным, Ева просыпалась почти каждые двадцать минут. Заросли вокруг нее были полны звуков: шорохов, тресков, постоянных меланхоличных совиных уханий. Но девушка не чувствовала страха: просто еще одна ночная обитательница леса пыталась отдохнуть. Незадолго до рассвета Ева проснулась от желания облегчиться, она подошла к берегу реки, спустила штаны и сделала это в быструю воду. Воспользовавшись туалетной бумагой, Ева закопала ее. На обратном пути к своему лежбищу у дерева она остановилась и осмотрелась вокруг. Девушка обвела взглядом заросли в пятнах лунного света с искривленными стволами деревьев, окружившими ее неровным кольцом, похожим на редкую покосившуюся изгородь; листья над ее головой сухо шелестели на ночном ветру. У Евы появилось странное потустороннее чувство, будто она была в каком-то остановившемся сне, одна, потерявшаяся в шотландской глуши. Никто не знал, где она, и она сама тоже не знала этого. Почему-то неожиданно Еве вспомнился Коля, ее смешной, угрюмый и серьезный брат, и ее охватила грусть, на миг полностью вытеснив все остальное. Еву успокаивала мысль, что она делала все это ради него, пытаясь хоть чем-нибудь лично доказать, что его смерть была не напрасной. И она исподволь испытывала благодарность к Ромеру, втянувшему ее во все это. «Возможно, — думала Ева, располагаясь между обнимавших ее корней дерева, — возможно, Коля сам когда-нибудь навел Ромера на мысль привлечь к работе и меня тоже».

Она сомневалась, что сможет уснуть опять, мозг работал слишком активно. Но когда Ева легла, то почувствовала, что никогда в жизни еще не была так одинока. Интересно, было ли это вообще частью тренировки (создать ситуацию абсолютного одиночества, глухой ночью, в незнакомом лесу, у незнакомой реки и наблюдать, как ты справляешься с этим), ничего общего не имевшей с навыками разведки или развитием смекалки, или просто ее послали сюда для того, чтобы заставить в течение нескольких часов побыть наедине с самой собой. Девушка лежала и представляла, как светлеет небо, ведь рассвет неизбежен, и поняла, что всю ночь провела спокойно, без чувства страха. Возможно, в этом и заключался настоящий смысл игры сержанта Ло.

Рассвет наступил удивительно быстро (Ева не знала, который час, поскольку у нее отобрали часы), и было бы абсурдным не встать и не начать двигаться, когда весь мир вокруг нее уже проснулся. Поэтому она пошла к реке, помочилась, вымыла лицо и руки, попила, наполнила водой флягу и съела оставшийся бутерброд с сыром. Она сидела на берегу реки, ела, пила и вдруг почувствовала себя животным (человекозверем, существом, повинующимся инстинктам и рефлексам) более, чем когда-либо в своей жизни. Ева понимала, что это звучало смешно: подумаешь, провела всего лишь ночь на открытом воздухе, при этом погода великолепная ночь, а сама она хорошо одета и достаточно сыта. Но впервые за два месяца, проведенных в Лайне, она чувствовала благодарность к этому месту и к этому удивительному испытанию, которому ее подвергли. Ева пошла вдоль берега по течению спокойным размеренным шагом, ощущая внутри себя небывалую радость и свободу.

Приблизительно через час девушка вышла к шоссе, по которому и поднялась из речной долины. Через десять минут Еву подсадил к себе на двуколку фермер и подбросил ее к дороге на Селкерк. Оттуда до самого города было две мили пешком, а уж в Селкерке она точно узнает, сколько осталось до Лайна.

Семейная пара из Дарема, направлявшаяся в отпуск, подвезла Еву от Селкерка до Иннерлейтена. А там она взяла местное такси и доехала на нем оставшиеся до Лайна несколько миль. Девушка приказала водителю остановиться в полумиле от ворот и, расплатившись с ним, обошла подножие холма и вышла к склону с другой стороны здания так, словно возвратилась с луга после предобеденной прогулки.

Подходя к зданию, она увидела на лужайке сержанта Ло и того самого Лэйрда, дожидавшихся ее. Ева открыла калитку на мостике через ручей и пошла в их сторону.

— Вы последняя, мисс Далтон, — сказал Ло. — Но, тем не менее, поздравляю: вы были дальше всех.

— Хотя мы и не ожидали вас со стороны Каммлемура, — заметил Лэйрд проницательно. — Не так ли, сержант?

— Так точно, сэр. Но мисс Далтон всегда полна сюрпризов.

Ева прошла в столовую, где для нее был оставлен холодный обед: немного баночной ветчины и картофельный салат. Она налила себе стакан воды из графина и выпила его залпом, а потом повторила. Ева сидела и обедала, одна, заставляя себя есть медленней и не глотать жадно пищу, хотя и была очень голодна. Она чувствовала, что ее просто распирает от гордости. «Коля остался бы мной доволен», — подумала Ева и рассмеялась. Девушка ощущала, что в ней произошли небольшие, но значимые изменения, хотя она и затруднилась бы определить, какие именно.

Принсиз-стрит, Эдинбург, начало июля, утро в середине недели, ветрено и прохладно, по небу бегут большие и плотные облака, грозящие дождем. Покупатели, отпускники, эдинбургцы, спешащие по своим делам, заполнили тротуары, сбиваясь в толпы у переходов и автобусных остановок. Ева Делекторская спускалась по покатой улице от площади Сэнт-Эндрю-скуэр и как раз свернула на Принсиз-стрит. Она намеренно шла быстрым шагом, не оглядываясь, хотя и была абсолютно уверена, что за ней следят по крайней мере шестеро. «Двое впереди, — думала она, петляя, — и четверо — сзади. И еще, возможно, седьмой, блуждающий, получающий распоряжения от других, специально, чтобы сбить меня с толку».

Ева останавливалась у подходящих витрин и смотрела в отражение, надеясь на то, что ее глаза обнаружат что-то знакомое, что-то уже виденное, ища людей, прикрывавших лица шляпами, газетами или путеводителями. Но ничего подозрительного найти не могла. И снова вперед. Она перешла через широкую Принсиз-стрит на сторону Гарденз, прошмыгнув при этом между трамваем и телегой развозчика пива и побежав затем между автомобилями в сторону монумента Вальтеру Скотту. Обойдя монумент сзади, Ева развернулась на каблуках и, сразу набирая скорость, зашагала в обратном направлении в сторону Кэлтон-Хилл. Подчинившись внезапному порыву, она неожиданно нырнула в гостиницу «Норд Бритиш», да так, что швейцар не успел даже поднять свою фуражку в знак приветствия. Девушка попросила портье показать ей комнату, и ее проводили на пятый этаж. Немедля она поинтересовалась ценой и спросила, где туалет. Было понятно, что снаружи наступило временное оцепенение, но, по крайней мере, один из ее преследователей видел, как Ева заходила в гостиницу. Весть разнесется быстро, и через пять минут они будут наблюдать за каждым выходом. «Выходите всегда в ту дверь, в которую вошли, — любил повторять Ло, — за ней меньше всего смотрят». Хороший совет, если не считать того, что каждый из преследователей тоже его слышал.