Вместе с тем София никогда не сомневалась в своей привлекательности, знала, что умеет производить на мужчин впечатление, и, захоти она, вокруг нашлось бы немало желающих предложить ей руку и сердце. Иногда она даже отстраненно размышляла о том, что неплохо было бы выйти за сына такого-то бизнес-воротилы или наследника такой-то корпорации, чтобы впоследствии объединить активы и вывести собственное дело на еще более высокий уровень. Но только потом, позже, не сейчас, когда ее молодая, свободная, ни с кем не связанная жизнь полностью ее устраивает.

Теперь же все вдруг стало иначе. Подобное чувство близости, желание стать с кем-то одним существом было настолько новым и неизведанным, что ей, никогда и ничего не боявшейся, внезапно стало страшно. Страшно потерять этого человека, так сильно напоминавшего ей того, кого однажды она уже потеряла.

Отстранившись, она помолчала несколько секунд, тщетно стараясь выровнять дыхание и восстановить строгий порядок в мыслях и чувствах. Затем предложила, с удовлетворением отметив про себя, что голос не дрожит:

– Давай вернемся к бару, за мотоциклом. Потом подброшу тебя домой.

– Давай, – легко согласился Беркант. И, все так же не желая сдавать позиций, добавил с обаятельной улыбкой: – Только если ты потом останешься у меня.

Словно и не шептал только что отчаянно о своем страхе, словно уже забыл, как беспомощно цеплялся за рукав ее куртки. Сколько же ролей играл он одновременно и в какой из них был наиболее искренен? А может, во всех сразу?

Беркант снова попытался ее обнять, но София, покачав головой, поднялась со скамьи.

– Я не могу остаться. Тебе завтра на съемки. Ты сам говорил, помнишь?

– На какие съемки?.. – начал было Беркант, но тут же осекся, вспомнив, видимо, что сам, желая порисоваться, рассказывал ей, какой важный проект завтра у него стартует.

Он замолчал. София, не желая его смущать, отвернулась и увидела, как, рассекая тьму, из-за пологого купола собора выплывают первые лучи утренней зари, как, цепляясь за башенки минаретов, окрашивают они небо яркими – алыми, оранжевыми, багровыми – полосами, услышала, как утренний воздух – свежий, чистый, напоенный запахами моря и росы, – наполняют степенные глубокие звуки первого утреннего намаза.

Слева от них на пустынной в такой час улице мелькнул вдруг желтый огонек такси, и София, вскинув руку, бросилась ему едва не наперерез. Желание согласиться, сдаться, остаться этой ночью у Берканта было слишком сильным, она знала, что может не выдержать уговоров. А оставаться с ним сегодня было нельзя. Не из соображений ханжеской морали, нет. Подобные вещи всегда были ей чужды. Просто все эти захлестнувшие ее эмоции были слишком новыми, острыми, запутанными, и ей, привыкшей следовать порыву, никогда не раздумывать слишком долго, доверять интуиции, впервые в жизни захотелось не торопить события, дать себе и ему немного времени. Если то непонятное, неведомое, пугающее и пронзительно нежное не развеется с первыми солнечными лучами, как ночной морок, как побочный эффект вечернего адреналинового прихода, то времени у них еще будет предостаточно.

К тому моменту, как они добрались до стоянки возле бара, где встретились несколько часов назад, уже совсем рассвело, и улицы Стамбула теперь были пронизаны золотистыми солнечными лучами.

София на мгновение помедлила у мотоцикла, машинально провела рукой по полировке. Просто в голове не укладывалось, что совсем недавно, паркуя своего железного коня у бара, она и понятия не имела о том, что Беркант существует, живет на свете и, более того, находится совсем рядом с ней. Ей теперь казалось, что он был в ее жизни всегда. Впрочем, в каком-то смысле так и было.

Решительно тряхнув головой, она оседлала мотоцикл, завела мотор и скомандовала:

– Запрыгивай.

– Да ты прямо лихая амазонка, – усмехнулся тот.

Лицо его за ночь осунулось, ярче выступили круги под глазами, мелкие морщинки. Однако же таким он показался Софии еще ближе, роднее. Не нафантазированный образ, а живой человек, которого измотали несколько бессонных часов.

– Садись! – уже мягче попросила она.

И Беркант взобрался на сиденье, обхватил ее горячими руками со спины, прижался. София ударила по газам и вывела «Харлей» на проспект.

Это было странно – она ведь больше всего на свете любила лихачить, гнать по городу, захлебываясь бьющим в лицо ветром, чувствовать, как вскипает и бурлит в жилах кровь, кайфовать от испуганного визга своих случайных пассажиров. Сейчас же София вела мотоцикл медленно, осторожно, явно перестраховываясь даже там, где дорожная ситуация не сулила никакой опасности. Беречь кого-то, ощущать ответственность за него, бояться, как бы чего не случилось… Как давно она не испытывала ничего подобного!

– Куда тебя отвезти? – спросила она, не оборачиваясь.

И Беркант, подавшись ближе, назвал ей адрес. Его дыхание обожгло ухо и висок, по спине прокатились мурашки, и закололо под ложечкой. София свернула с проспекта на нужную улицу. Над головой, захлопав крыльями, пронеслась вспугнутая чайка. И вдруг над дремлющим городом потекли строгие густые звуки утреннего намаза. И, словно только того и дожидаясь, из-за горизонта показался оранжевый край солнца.

София остановила мотоцикл у жилого дома, в окнах которого сверкали и дробились на искры солнечные лучи. Беркант спрыгнул на землю и опустил руку на ее лежавшую на руле ладонь.

– Мы ведь еще увидимся? – спросил он, требовательно заглядывая ей в глаза.

И ей снова, как вечером в баре, захотелось успокоить его, сказать: «Не нужно так нервничать». Он не понял еще, что с ней произошло, что эта их встреча, эта ночь прошила ее насквозь, приковала к нему, как цепью. Что теперь она просто не сможет убежать от него, скрыться в неизвестном направлении. Потому и задавал вопросы, потому и смотрел так неуверенно. Знай он, что она сейчас чувствует, ни в каких уточнениях не было бы нужды.

Конечно, ничего подобного говорить София не стала, лишь улыбнулась устало и кивнула:

– Увидимся.

– Сегодня вечером? – уточнил Беркант.

София прикинула про себя – нет, сегодня вечером не получится. Нужно будет созвать совещание на заводе, проверить, как продвинулись дела за сутки, прошедшие с ее появления в городе… Да это, наверное, и к лучшему. Нужно дать себе время охолонуть.

– Нет, – покачала головой она. – Завтра. Завтра вечером. Я тебе напишу…

– А что у тебя сегодня? – внезапно ревниво спросил Беркант. – Романтический вечер с мужем? Свидание с любовником?

София расхохоталась и, не сдержавшись, все же подалась к нему, скользнула губами по виску и прошептала:

– Поверь, ничего интересного.

Тот в ответ независимо дернул плечами и, задрав подбородок, зашагал к подъезду. Но на ступенях обернулся и махнул ей рукой.

* * *

Когда София добралась до квартиры, день уже разгорелся вовсю. Стамбул пробудился, сбросил ночную негу и теперь суетился, шумел, грохотал, гудел клаксонами бесконечных машин, источал запахи цветов и свежей выпечки.