Впрочем, в этот поздний ночной час Захарию занимали совсем иные мысли. Потоптавшись немного у огромного, поставленного в центре лагеря шатра, резиденции Помпея, он тяжело вздохнул и отвел в сторону закрывавший вход полог. В маленькой комнате, где он оказался, находился дежурный офицер, в углу на подстилке спал в обнимку со своим инструментом трубач-сигнальщик. Два телохранителя в полном вооружении замерли у дверей во внутренние покои. После взятия Иерусалима Помпею предлагали жить в верхнем городе, в роскошном царском дворце по соседству с башней Гиппика, но полководец отказался — предпочел из соображений безопасности остаться в лагере.

Минут двадцать Версавию пришлось просидеть на раскинутом у стены простом солдатском топчане — его явно не ждали. Горели факелы, удушливый запах масла висел в спертом воздухе, и само время, казалось, не желало идти в мире, где оскверняют святыни. Захария сидел, обхватив руками голову, смотрел в огонь и размышлял о том, как лучше выстроить свою беседу с Помпеем. В том, что полководец рано или поздно его примет, Версавий не сомневался. Как он и предполагал, захваченные легионерами люди в белых одеждах принадлежали к секте ессеев. Даже на фоне религиозного фанатизма Иудеи, секту эту отличали определенные крайности. Проповедуя равенство между людьми, ессеи презирали богатство и хлеб насущный добывали исключительно собственным трудом. Как человек, занимавшийся толкованием закона Моисея, Захария знал, что, веруя в бессмертие души, эти люди особенно пеклись о чистоте нравов и жизнь свою проводили в строгости, любви к Богу и ближним своим. Перебирая в уме все известные ему факты из жизни ессеев, Версавий пытался определить, что именно должен он рассказать Помпею, а что утаить. Если к туземной политике и расстановке сил на местной политической арене римляне еще проявляли какой-то интерес, то подробности религиозных учений и философские взгляды различных школ завоевателей совершенно не интересовали. У Версавия были все основания полагать, что в этом отношении иудейский народ представлялся Помпею некой однородной массой, и убеждать полководца в обратном Захария был не настроен. Ушедший в собственные мысли, он вздрогнул, когда дежурный офицер коснулся его плеча.

Смежное помещение, куда Версавий был препровожден, разительно отличалось от приемной. Сразу чувствовалось, что зал велик, хотя освещен был лишь его центр, где на ложе возлежал полководец. Рядом, на придвинутом вплотную столе, в огромной золотой вазе лежали фрукты, пламя свечей играло на стенках изящного, арабской работы кувшина, отражалось в налитом в кубок темно-красном вине. В воздухе плавал тонкий аромат восточных курений.

Семеня от дверей, Версавий приблизился, остановился на грани света и тьмы, поглотившей стены зала. Он не сомневался, что несколько пар глаз следят за каждым его движением и столько же ушей ловят каждое его слово:

— Приветствую тебя, мой господин! — Версавий скромно и низко поклонился.

Помпей кинул в рот сладкий финик, сплюнул косточку в золотую с греческим орнаментом чашу. Захария видел, что полководец пребывает в добром расположении духа и, пожалуй, склонен к беседе. Взятие Иерусалима и перспектива скорого возвращения в Рим, где его ждал триумф, настраивали на приятные мысли. Он только что наградил отличившихся при штурме храма солдат и теперь мог позволить себе насладиться жизнью.

— Что не спится тебе, мой Версавий? — спросил Помпей вместо приветствия и чему-то улыбнулся. — Или мучают мысли? Выпей доброго кипрского вина или хочешь фалернского? Эй, кто там! — крикнул он куда-то в угол, и тут же черный, словно сама темнота, раб бегом притащил выгнутое, без спинки, кресло. — Пей, Версавий! — полководец смотрел, как плотная струя из кувшина наполняет второй кубок. — Жизнь коротка и победы в ней случаются нечасто. Ты ведь рад нашей победе, а Версавий?

— Да, мой господин, я рад! — Иудей с поклоном взял предназначавшийся ему кубок и прикоснулся к вину губами. Оно, действительно, было отменным, но пить Захария не стал. Наступившее затем молчание он расценил как предложение изложить причину своего позднего визита. Глядя прямо на Помпея и аккуратно подбирая слова, Версавий сказал:

— Выполняя твой приказ, мой господин, я сегодня вечером провел дознание. Я думал, тебе будет интересно узнать о его результатах. Человек, называющий себя Андреем из Аскелона, и его последователи принадлежат к секте фанатиков. — Захария замолчал, но все же, счел нужным уточнить: — Люди называют их ессеями. — Он еще немного подумал и добавил: — Они весьма склонны к разного рода крайностям.

В наступившей тишине косточка финика со звоном ударилась о край золотой чаши. На лице Помпея было написано удивление, но Версавий не сомневался, что полководец прекрасно помнил, о ком шла речь. Тем не менее Гней спросил:

— Какой Андрей, какие последователи? Ты мучаешь меня загадками, Версавий! Час поздний, день был труден!..

— Прости, мой господин, я ухожу. — Захария сделал движение идти, но остался стоять. — Тот человек, что лгал тебе, будто бы знает тайну. Ты приказал завтра утром его распять…

Глаза Захарии и Помпея встретились.

— Ах, этот! — Лениво махнул рукой полководец. — Я уже успел забыть. Что тебе в нем?

— Не гневайся на мои слова, Помпей, — иудей сжался, будто в ожидании удара, лысую голову втянул в плечи, руки сами собой сцепились в замок. — Я прошу тебя с ним поговорить. Думаю, Андрей согласится…

— Что?! — Помпей резко сел на ложе, с нескрываемым удивлением уставился на Захарию. — Ты не в своем уме, Версавий!

Иудей молча наблюдал, как вино из опрокинутого кубка тоненькой струйкой льется на армянский ковер белой шерсти. По цвету и консистенции оно напоминало кровь. Пятно медленно расползалось.

— Со мной Андрей говорить отказался, — продолжал Захария, как ни в чем не бывало, — зато мне удалось расспросить его последователей, людей, надо сказать, на удивление простых и искренних…

Помпей сидел, плохо понимая, что происходит и почему он должен слушать речи ничтожного иудея, но слова Версавия странным образом его завораживали.

— Легионеры изловили шестерых, а всего их человек двадцать-двадцать пять — тех, кто слушал его проповеди. — Взгляд Версавия обволакивал, речь лилась ровно, почти без пауз. — Среди них есть одна женщина, местная проститутка, лишь недавно примкнувшая к церкви. Так они называют свою отделившуюся от других общину. — Версавий поставил кубок на стол. — Поговори с Андреем, мой господин. Я никогда не давал плохих советов, и тебе не в чем меня упрекнуть.

Полководец колебался.

— Ты действительно служил мне верой и правдой… — начал он нерешительно, — но я не могу понять, что может сказать мне какой-то приговоренный к распятию раб…

— Не торопись судить. Эти люди молчат даже под пыткой, всячески жалея собственных палачей, но если соглашаются говорить, если считают это необходимым, то к словам их стоит прислушаться. Что-то подсказывает мне, что тебе Андрей скажет многое. Я могу его позвать, он ожидает в соседней палатке под охраной декуриона.

Помпей чувствовал на себе внимательный взгляд Версавия, как будто тот хотел его о чем-то предупредить. В невидимой глубине шатра открылась дверь, и ноздрей Гнея коснулся тонкий аромат розового масла: там, в алькове спальни, полководца ждала женщина.