Склонившись над телом своего товарища, негры стали гневно перешептываться на своем наречии, затем один из них обратился к Старику.

– Люди-леопарды, бвана, – сказал он.

С опаской подошел белый к палатке девушки, страшась того, что мог там обнаружить, а еще больше боясь, что палатка окажется пуста. Когда он откинул полог и заглянул внутрь, оправдались наихудшие его опасения – девушки в палатке не было.

Первым побуждением Старика было позвать ее громким голосом – вдруг она где-нибудь поблизости в лесу. Он уже собрался крикнуть, как вдруг сообразил, что не знает имени девушки. Во время краткого замешательства, вызванного неожиданным открытием, он осознал всю тщетность своего порыва. Если девушка еще жива, то находится далеко отсюда, в лапах жестоких врагов.

Белого охватил порыв гнева, превратившего пылкое влечение в слепую ярость к ее похитителям.

Он начисто забыл, как только что собирался поступить с ней сам.

Скорее всего, он думал о своих разбитых надеждах, хотя был уверен, что его тревожат мысли о беспомощности девушки и об опасности ее положения. Обуреваемый желанием спасти и отомстить, он не ощущал и следа усталости, вызванной утомительным жарким днем.

Час был уже поздний, но все же Старик решил немедленно пуститься в погоню. Выполняя его указания, оба негра, поспешно похоронив погибшего товарища, сложили в два тюка провизию и снаряжение, которое не захватили грабители, и за час До заката отправились за своим хозяином по свежим следам людей-леопардов.

Воины племени утенго без особого энтузиазма восприняли призыв браться за оружие, переданный гонцами Орандо. Войны бывают разные, и война со страшной тайной сектой людей-леопардов не могла вызвать безоговорочной поддержки. Тому был ряд весьма веских причин. Во-первых, само упоминание о людях-леопардах вселяло ужас в сердца храбрейших из храбрых, ибо жуткие обычаи этих тварей были всем хорошо известны. Во-вторых, не секрет, что секта вербовала в свои ряды представителей разных племен, так что даже ваш ближайший друг мог оказаться человеком-леопардом, поэтому приходилось сохранять осторожность в разговорах, дабы не прослыть врагом секты, ибо это означало смерть, и еще какую!

Вот почему Орандо немало не удивился, когда обнаружил, что из тысяч потенциальных участников похода набралась всего лишь сотня, которая наутро после празднества и боевых танцев ожидала сигнала к выступлению.

Но даже и среди этой сотни нашлись такие, чей воинственный пыл весьма поубавился к утру. Впрочем, это могло быть вызвано и сильным похмельем от крепкого местного пива. Кому охота идти на войну с раскалывающейся от боли головой…

Орандо прохаживался среди воинов, рассевшихся вокруг костров. В это утро воины больше молчали и уже не смеялись.

Бахвальство, которому предавались туземцы вечером, заметно поутихло.

Люди думали о предстоящих испытаниях. Однако, как только их желудки наполнились горячей едой, они повеселели, стали громко разговоривать, петь и смеяться.

Вскоре Орандо спохватился.

– Где мушимо? – спрашивал он, но никто не знал.

И мушимо, и дух Ниамвеги как сквозь землю провалились. Орандо встревожился, усмотрев в их исчезновении недобрый знак. Тут кто-то из воинов сказал, что, вполне вероятно, Собито был прав, намекая на связь мушимо с людьми-леопардами. И тогда возник закономерный вопрос о самом Собито: а сам-то он где? Его тоже никто не видел, что было весьма странно, ибо Собито вставал рано и не имел привычки опаздывать на завтрак. Затем старый туземец вызвался выяснить, что к чему. Он направился к хижине колдуна и расспросил одну из жен Собито.

Собито бесследно исчез! Как только об этом стало известно, возникли пересуды. Люди припомнили стычку между Собито и мушимо, а также заявление колдуна, что мушимо умрет на рассвете.

Одна часть туземцев считала, что если кто и умер, так это Собито, другие же заявляли, что не видят в его отсутствии ничего особенного – колдун исчезал и раньше.

В самом деле, Собито не раз отлучался из деревни на несколько дней кряду, не объясняя причин такого поведения. По возвращении же он с таинственным видом намекал, что участвовал в шабаше духов и демонов, от которых заряжался своей магической силой.

Лупингу из Киббу считал, что при таких ужасных предзнаменованиях поход не должен начинаться. Он как бы невзначай заговаривал с воинами, стараясь выяснить, кто еще поддерживает его идею распустить отряд и разойтись по домам, но Орандо пристыдил его. Сын вождя сказал, что над ними станут смеяться старики и старухи – столько было наделано шума. Воины станут всеобщим посмешищем, если вдруг ни с того ни с сего откажутся от своих намерений.

– Но кто тогда поведет нас к деревне людей-людоедов, раз твой мушимо покинул тебя? – спросил Лупингу.

– Я не верю, что он ушел, – решительно возразил Орандо. – Наверняка он тоже отправился посовещаться с духами. Он вернется и возглавит отряд.

В этот миг, словно в ответ на утверждение Орандо, прозвучавшее скорее как мольба, с ветвей ближайшего дерева пружинисто спрыгнула гигантская фигура и направилась к ним. Это был мушимо.

На его могучем плече лежала туша оленя, на которой, в свою очередь, восседал отчаянно верещавший дух Ниамвеги, жаждавший почтительного внимания.

– Мы великие охотники, – вопил он. – Глядите, кого мы убили.

Никто, кроме мушимо, не понял его, однако духа Ниамвеги это не обескуражило.

Он даже не догадывался, что его не понимают. Напротив, он считал, что произвел огромное впечатление и упивался собственной значимостью.

– Где ты пропадал, мушимо? – спросил Орандо. – Кое-кто стал даже поговаривать, что тебя убил Собито. Мушимо дернул плечом.

– Словами не убьешь, а Собито прямо распух от слов.

– А ты не убил Собито? – спросил один из стариков.

– Собито я не видел с тех пор, как Куду в последний раз отправился почивать, – ответил мушимо.

– Колдун куда-то исчез, – пояснил Орандо, – и кое-кто решил, что ты…

– Я был на охоте. У вас невкусная еда. Вы портите мясо огнем.

Усевшись под деревом, мушимо отрезал от туши кусок мяса, который, рыча, съел. Негры, испуганно таращась, отошли от него подальше.

Покончив с трапезой, он встал и потянулся всем своим огромным телом, напоминая повадками льва Симбу.

– Мушимо готов, – провозгласил он. – Если все в сборе, то можно выступать.

Созвав воинов, Орандо назначил себе помощников и отдал необходимые распоряжения относительно дисциплины. На это ушло немало времени, так как по каждому поводу вспыхивали, как всегда, споры, в которых участвовали все, не важно, касалось это их или нет.

Мушимо стоял поодаль, наблюдая за туземцами и сравнивая их с собой.