Эта мысль заставила его слегка притормозить.

Хотя наследственность у Марии, признаем честно, жутковатая. Мало ли, что она каким-то чудом не мутант! Но что за демоны кроются у нее внутри, помимо уникальной везучести? Мамина неуправляемость вкупе с разгильдяйством и дикой самоуверенностью. Папина упертость, агрессия и в то же время душевная ранимость. Прямо Молотов-коктейль.

Да, но мой-то парень взглядом уже не ложки гнет. Он такое загибает, что только держись. Весь в отца. И совсем не хочется гнать его пинками в Шестую Бригаду: хорошему там не научат. А придется.

Как все трудно. Роза любила меня, я не любил ее. Потом она влюбилась в Эгона, но он не пошел за ней в бега – и она стерла ему память. Потому что заботилась о нем. И Марии стерла память по той же причине. А Эгон заботился обо мне. А мне придется заботиться о Марии – то есть для начала наврать ей с три короба о родителях. И жить с этой ложью до конца своих дней. Давид тоже о ней заботился и тоже врал. Надо будет все-таки показать ему мой удар в горло. Просто чтобы поменьше задирал нос.

Почему я не взял деньги, ну почему, думал Барро. Мне сорок восемь, мне все надоело до чертиков, я же не потяну такую обузу…

Мария налетела на него сзади, вцепилась в рукав и повисла.

– Хорошо, что ты выросла не толстая, – сказал ей Барро уныло. – А то бы рукав оторвала. Эх, Мария, представь только, мне сорок восемь лет! И вчера было, и завтра будет. Опять сорок восемь. Кругом сорок восемь. И самые яркие дни позади, и самые красивые дела. Ничего нового. Что бы ты мне ни сказала, я это уже слышал. Что бы ни показала – я это видел. Тоска – застрелиться впору…

– Пить надо меньше! – посоветовала Мария, точь-в-точь воспроизводя интонации Эгона Эрвина Кнехта.

Барро глухо застонал и крепко зажмурился.

У себя в кабинете Давид Ландау выключил монитор слежения и устало откинулся на спинку кресла. Он привязался к Марии как к родной, безо всяких задних мыслей, и страшно боялся, что Барро ее пристрелит. А Барро по-прежнему обожал запугивать людей и сегодня поиздевался над Давидом всласть… Но теперь дело приобретало интересный оборот. По надежной информации, у отставного нюхача очень талантливый сын, мутант. Мальчику всю жизнь нужно будет прикрытие. Самый простой вариант – Шестая Бригада, но вряд ли эта перспектива сильно радует Барро. Тем временем концерн Ландау набрал такую силу, что сумеет защитить любого. И предоставить ему огромные возможности. Концерну Ландау не впервой уговаривать талантливых молодых людей. Но можно сделать проще – познакомить младшего Барро с Марией. Вдруг повезет? Девочка спит и видит, как бы избавиться от опеки. И при всей взаимной любви, унесет из дома кучу денег. Но зачем ей уходить, если ее мужчина работает на Ландау? А мутанты умеют привязывать к себе партнеров. Они дружат насмерть и любят до гроба. Им это необходимо. Им ведь очень трудно жить. Оставшись наедине со своим даром, без семьи или без команды, что примерно одно и то же, одинокий мутант постепенно сходит с ума и рано или поздно начинает призывать смерть. Так погибла мать Марии. Фактически убила себя, хотя и сопротивлялась до последнего вздоха. Бедняжка родилась с душой и характером одиночки, и ее конец был предрешен, едва она попала в Богом проклятую Шестую Бригаду.

Нет, пускай у этого парня все будет хорошо. И у Марии. И у нас все будет хорошо!

Давиду казалось немного стыдным так оценивать события, но тем не менее день выдался прибыльный.

Он сэкономил десять миллионов, и намечается очень интересный гешефт.

…Не-ет, подумал Барро, ударом в горло этот пройдоха не отделается. Прямо следом я покажу ему коронный удар Эгона в глаз! Получится хороший задел для переговоров. Мне Давид предлагал два процента, а за своего парня я сдеру все пять.

Тридцать сребреников, говорите? Не-ет, ребята.

Это только ваш Иуда мог так продешевить.

Мы ведь за эти деньги – работаем.

Ближе к обеду Гудкова, как младшего в бригаде, послали в магазин.

– Учти, Гудок, попадешься – ты нас никогда не видел! – напутствовали его привычной шуткой.

Гудков скинул робу, взял потертый дерматиновый портфель, вышел из цеха, пролез сквозь дырку в заборе.

Дирекция завода недавно добилась через горком партии, чтобы закрыли винный напротив проходной, и теперь в магазин надо было топать километра два, через мост. Это так и звали – «сбегать через мост». Бегали, понятное дело, ученики и практиканты, у них ноги молодые.

Повезло – трамвай подъехал. Гудков встал на задней площадке и принял независимо-задумчивый вид, будто он студент какой. Пассажиры, в основном пенсионерки с авоськами, смотрели на комсомольца с портфелем без сочувствия – у самих такие же оболтусы на производстве, и понятно, куда они все перед обедом бегут… Дребезжа и сотрясаясь, железная коробка довезла Гудкова почти до цели.

Первым делом он воровато огляделся. Ментов поблизости не было. Гудков прошел вдоль витрины – патруль мог подстерегать внутри магазина, – но опасности не обнаружил.

Очередь была слишком длинная. Сплошь дедушки и бабушки, вперед не попросишься, обматерят только, а могут и палкой заехать пониже спины. До обеденного перерыва оставалось минут десять. Гудков со вздохом покинул магазин, обошел его с тыла и сунулся к служебному входу.

Знакомый грузчик, тощий мужик лет тридцати, был тут как тут, курил на солнышке. Физиономию грузчика украшал внушительный синяк.

– Шестью шесть сделаешь? – спросил Гудков.

Их в бригаде шестеро, считая Гудкова, это три бутылки в обед, а чтобы до конца смены хватило – еще три, как раз удобно в портфель влезает.

– Деньги вперед, – промолвил грузчик сумрачно.

– Ты чего? – удивился Гудков.

Водка стоит пять двадцать пять, «опять двадцать пять» по-простому. На вынос – шесть. Грузчик с одного Гудкова наварит себе на портвейн и закусь. При таком щедром заказе надо уважать клиента.

– Вчера один тоже заказал шестью шесть. Ну, я вынес. Он правой хвать портфель, а с левой мне в торец прислал…

– Увольнение отмечал, – догадался Гудков.

– Откуда я знаю, может, ты тоже увольняешься…

Гудков решил не спорить и протянул грузчику пачку мятых рублевок и трешек. Тот пересчитал деньги, взял портфель и исчез в недрах магазина. Гудков закурил.

Грузчик вернулся быстро. Портфель стал приятно пузатым на вид и гулко позвякивал.

– Ментов не видать сегодня, – поделился радостью Гудков.

– Перед тобой четверых сцапали, оформлять повели. И не отмажешься – пришли за полчаса до обеда, почему не на работе?

– Вот же гадство, – сказал Гудков.

– Вкалывать надо, а не водку пьянствовать, – посоветовал грузчик. – Вот вы сейчас зальете глаза, и на конвейер, а народ потом удивляется, отчего у наших машин колеса отваливаются на ходу. «Советское значит отличное», мля…