Княгиня со все нарастающим ужасом слушала сидящую перед ней молодую женщину. Она не могла быть ее матерью! Пышная грудь, не испорченная многократным материнством, светящаяся чистая кожа, яркие, совсем не старые, светлые глаза, длинные душистые тяжелые волосы. Женщина была не только молода, она была красива. Но в то же время что-то очень порочное, непонятное и необъяснимое чувствовалось в ней. Какими зельями пользовалась ее мать, чтобы оставаться вечно юной, каким богам молилась? Дьяволице своей, подумала мрачно княгиня, проклятой богине Икс-Тэб.

Когда княгиня была совсем маленькой девочкой, мать готовила ее стать «посвященной» жрицей. Майя преклонялись перед самоубийцами, которые решили уйти к богине Икс-Тэб. Богине угодно было зреть тех, кто в ее честь лишали себя жизни. Их ждала награда – вечная жизнь в поднебесье, среди молочных рек и медовых равнин. Когда князь Георгий впервые услышал такие сказки, он тут же отвел Софию, тогда еще Сак-Лоль, к своему духовному наставнику, православному святому отцу, и София с удивлением услышала от него, что любое самоубийство – великий грех, за который не мед с молоком вкушается, а принимаются вечные муки.

– Поведала мне моя милосердная богиня, что если вернешь ты дочь нашим богам, останется она жива и невредима. А вместе с нею и ты спасешься.

На какой-то кошмарный миг княгине почудилось, что мать ее хочет, чтобы София совершила убийство – даже два убийства: себя бы жизни лишила и свою крохотную дочку. Она бросилась к ребенку, но жрица сразу поняла, о чем подумала ее дочь, и печально сказала:

– Не то, не то думаешь. Я не прошу жертвы богине…

– Не понимаю тебя, – прошептала княгиня.

– Мне было видение, – терпеливо повторила нестареющая красавица. – Если ты вернешь дочь моей богине, она останется жива. Не пугайся раньше времени – в младенчестве твоей дочери ничего не угрожает. Это произойдет позже, когда девочка вырастет, не знаю возраста, не указала мне возраст богиня, умрет твоя дочь не в младенчестве, но совсем молодой, когда время ей замуж идти будет. Нельзя ей замуж выходить – ее удел быть жрицей. Не мужу она должна принадлежать, а богине моей. Если не покоришься ты воле наших богов и не отдашь Сак-Лоль нашему храму на воспитание – беда придет. Я выращу ее и сделаю «посвященной», кем должна была быть ты… Богиня не гневается, она только требует замены. Вместо себя отдай дочь моей богине Икс-Тэб.

Княгиня с гневным удивлением смотрела на женщину, которая была ее матерью.

Отдать ребенка в развратный нечестивый храм? Даже в страшном сне не могла представить себе княгиня свою дочь на месте матери, такую же полураздетую и порочную. Чтобы ее дочь навсегда погубила свою бессмертную душу? Да ни за что на свете!

– Ты прокляла меня много лет назад, – холодно сказала она матери. – А теперь пришла ко мне спасти мою дочь?

Жрица печально посмотрела на нее прозрачными глазами:

– Я была неправа и пришла просить прощение у тебя. Если бы я не любила тебя, разве я стала бы заботиться о твоей дочери?

Она подошла к княгине, взяла ее за руку, усадила на лавку рядом с ребенком и сама села рядом. Софию-старшую окутал нежный аромат цветов. Рука ее матери была теплой и мягкой. Тяжелые золотые серьги свисали, покачиваясь, до перламутровых плеч. Легкая золотая цепь шевелилась на обнаженной груди.

– Я не верю тебе… – еле слышно простонала княгиня.

– Можешь не верить, но я говорю правду, – глядя на княгиню невыразимо прекрасными ласковыми, но порочными глазами, сказала жрица. София чувствовала, что помимо своей воли подчиняется голосу матери, поддается волшебному обаянию ее светлых глаз и тихому голосу.

– Когда ты сбежала к чужеземцу, русскому осману-варвару, думаешь у меня не болело сердце за тебя? Я молилась нашим богам за тебя, чтобы отвели они беды от тебя, чтобы послали тебе исцеление и прозрение от греха, вернули к семье…

– Хватит! – вдруг крикнула княгиня, проводя ладонью по глазам и отгоняя наваждение от слов и улыбки матери. – Дочь моя крещена по православному обычаю и богине твоей я ее не отдам. И имя ее – Софья!

Воцарилось долгое молчание. Жрица, все так же нежно улыбаясь, сидела тихо рядом с ребенком и поглаживала точеными белыми пальцами с розовыми ноготками широкие золотые браслеты, которыми были украшены ее руки от запястья до локтей. А княгиня не могла оторвать взгляда от своей матери: от ее молочной стройной шеи, плавно переходящей в красивую грудь с земляничными сосками, так бесстыдно выставленную всем напоказ, от тяжелых пепельных волос, свободно падающих на точеные плечи, от маленьких, почти детских ступней, обутых в позолоченные сандалии. Грех, грех в виде прекрасной полуобнаженной юной женщины сидел перед ней!

– Я предупредила тебя, Сак-Лоль, девочка моя, но решать тебе, – наконец сказала жрица. – Помни, я люблю тебя и прошу прощения за свои злые слова. Я очень люблю тебя. Ты знаешь, где меня найти.

Жрица поцеловала дочь, ласково коснулась румяной щечки ребенка розовыми пальцами и тихо вышла. Только сладкий и дурманящий запах цветка, название которого никак не могла вспомнить княгиня, остался витать в комнате и напоминал, что приход жрицы был явью, а не сном…

На следующий день поздним утром прямо в гостинице мы арендовали разбитый джип и, осторожно захлопнув ветхие дверцы, порулили к месту проживания Линды и Майка.

Мне не хотелось уезжать из гостиницы. Море нежилось под яркими лучами тропического солнца, и его волны вздыхали так мирно, что хотелось немедленно плюхнуться на шезлонг под пальмовый гриб и задремать под равномерный шум прибоя.

Как только отъехали от гостиницы, тяжелая духота навалилась на нас. Воздух был настолько плотный, что, казалось, его можно резать ножом. Мы открыли окна джипа и бодро покатили к центру по главной улице острова – авеню Рафаэля Мелгара. С одной стороны вдоль набережной плескалось нежно-голубое море, а по другой стороне разместились магазинчики, гостиницы, банк и музей. Яркая толпа двигалась вдоль улицы, повозки-фаэтоны, запряженные маленькими темными лошадками со смешными соломенными шляпами на макушках, катили рядом с машинами, а вдали виднелся огромный белый лайнер.

– Не вздумай расспрашивать Майка или Линду о профессоре, – сурово проинструктировал меня Вадим в машине. – Если у них есть информация – прекрасно. Если нет – нам лучше держать рот на замке.

Минут через десять после того, как мы свернули с главного «проспекта» и покружились по кривым улочкам, Вадим остановил машину напротив аккуратной виллы, выкрашенной в нежнейший коралловый цвет. Я нажала на пупочку звонка. Раздался мелодичный звон и дверь немедленно открылась. Симпатичный молодой человек поприветствовал нас и провел на второй этаж. Линду и Майка мы застали за поеданием американских гамбургеров. Господи ты Боже мой, неужели и сюда добрался Макдональс? Оказалось, что да, добрался. Ужас – ни дня без кока-колы.

Майк расстелил карту острова на столе между бумажными стаканами.