— А так. Он пришел в шатер великого князя, начал упрекать меня в недостойном поведении, что я позорю его перед всеми, а невеста должна вести себя… Ну и начал расписывать, какой я должна быть. А я ему возьми и брякни: «Я тебе уже не невеста и никогда за тебя замуж не пойду!» Он вскочил со стула, хотел, видно, кинуться на меня с кулаками, но рядом стояли Довбуш и Гудни, и он не решился. Покрутился на месте — и вон из шатра, только я его и видела!

— Но чем он пришелся тебе не по нраву? Воевода, красивый, сильный. За ним, я думаю, столько женщин бегает!

— Ну и пусть бегают! Только мне он противен.

— Вон как! Даже противен. Чем же это?

— Он как начнет волноваться или торопиться куда-то, то на краях губ у него белая пена выступает, а глаза становятся бешеными. Ненормальный какой-то! Я так пугалась его вида! А он еще в это время порой лез целоваться — с такими губами! Бр-р-р-р, как вспомню, жуть берет!

С этого дня они стали встречаться ежедневно, часто забредали далеко в лес. Рядом с Баженой ему было хорошо, на душе наступали мир и спокойствие. Приятно было видеть ее хрупкую фигурку, слышать негромкий голос, ощущать на себе ее ласковый, светлый взгляд. Он все больше и больше привязывался к ней.

Как-то Словен шел по становищу. Неожиданно из-за палатки вывернулся Изяслав, преградил ему дорогу. Проговорил хрипловатым басом:

— Вот ты мне, князь, и повстречался! Будешь отвечать за свое поведение?

— Мне не за что стыдиться. Я ничего плохого не сделал.

— Врешь! Нагло врешь! Кто обещал оставить в покое Бажену? Разве не ты? Не ты ли жал мне руку в знак мужской солидарности?

— Слово я сдержал. Пока вы были вместе, я к Бажене не подходил. Но она оставила тебя.

— Это не твоего ума дело! Бажена моя! И останется моей! Ты слышишь это, князь?

— Слышу, боярин. Но с кем ей быть, пусть решает сама. Только имей в виду, если она выберет меня, я не отступлюсь!

— Вот как?

— Да, так!

Они стояли друг перед другом, оба рослые, здоровенные. Только Словен был широкоплечим и узким в поясе, а Изяслав широкогрудым и с брюшком.

— Так знай, — боярин сузил глаза и ощерил крепкие, с желтоватым налетом зубы, — так тебе это не пройдет. Я тебя достану!

— Если успеешь. — Князь презрительно свел толстые, сухие губы в сторону, толкнул плечом в плечо своего соперника. — Мы тоже не лыком шиты.

— Это мы еще посмотрим, кто чем шит. Но я обиды не прощаю!

— Никакой обиды я тебе не чинил. Но если нарвешься, получишь сдачи.

Они разошлись.

В начале русальной седмицы, которая приходилась на первые числа червеня (июня), и когда почитались духи рек и источников — русалки, берегини, мавки, — было открыто давно не собиравшееся вече. За неделю до него было объявлено, что на народном собрании можно будет обсуждать все вопросы, касающиеся жизни страны, высказывать свое мнение по любому поводу и даже изливать обиды в отношении знатных людей и правителей, кроме великого князя, и за это никого не станут преследовать и наказывать.

На центральную площадь собралось едва ли не все мужское население Рерика. Руководил работой веча посадник Клуд, человек весьма уважаемый в столице, из купцов. На помосте, чуть в сторонке, в кресле сидел Довбуш, весело поглядывал то на толпу, то на посадника, пока ни во что не вмешивался.

— Вот, значит, какое дело, — говорил Клуд, открывая собрание. — Нам великий князь Довбуш дал большую свободу. Мы должны воспользоваться ею для наведения порядка в столице и в стране. Выходите сюда, на видное место, и излагайте свои соображения, говорите о наболевшем. Кто выступит первым?

По толпе прошел шелест, как будто по тростнику пронесся порыв ветра. И стихло. Люди переминались, переглядывались, опасливо косились на великого князя. Выйти на помост никто не решался.

— Ну что же вы? — пытался укорить их Клуд. — Неужто нечего сказать? Знаю, между собой вы многое и многих перетираете, а тут никак не соберетесь!

— Так ведь между собой! — выкрикнул кто-то с площади. — А тут при всем честном народе. Боязно как-то…

— Великий князь с нами, кого опасаться?

— Его-то мы и страшимся…

Довбуш живо вскочил с кресла, вскинул вверх руку, привлекая к себе внимание, прокричал тонким голосом:

— Слово мое твердое! Я от него не отступлюсь! Сказал, за правду не накажу, значит, так и будет! Так что можете смело излагать то, что у каждого накипело!

— Эх, была не была! — Высокий мужчина в первом ряду снял с себя безрукавку и кинул ее на землю. — Раз сам великий князь разрешает, буду резать правду-матку, как она есть!

Он легко взбежал по лесенке на помост, оглядел всех отчаянными глазами и стал говорить, прикладывая сухую руку к груди:

— Из торговцев я, а звать Вольга. И дед, и отец мои торговали на рынке, я их дело продолжаю. Только скажу вам, в последнее время стало невмоготу, хоть бросай дело и иди на все четыре стороны. И все из-за боярина Рачи, которому покойный великий князь Велемудр поручил собирать с нас, торговцев, налоги. Собирает не он сам, а его мытники, но ведь он их подбирал и он за ними следит и наставляет. Так вот, эти мытники житья не дают. Чуть что, давай им в руки посул (взятку). Не дашь, засунут в такой угол рынка, куда покупатель не заходит, и остаешься в убытке. Но и платить этой жадной братии тоже себе в разоренье, потому что нет у них ни стыда ни совести, а главное — никакой меры. Вот я и обращаюсь к тебе, великий князь, от всех нас, мелких торговцев, с пребольшой просьбой: защити нас от хищного отродья! Тогда и торговля пойдет лучше, и прибыток нам будет, и страна станет богаче!

— Так что предлагаешь, Вольга, — проговорил Довбуш, — уволить со службы только некоторых мытников или всех гнать?

— Всех, как есть всех, великий князь!

— Может, и боярина Рачу вместе с ними?

— Я бы и его турнул!

— А что! Уберем и Рачу.

Толпа ахнула.

Некоторое время людьми владело колебание, но потом вдруг сквозь толпу к помосту стали пробиваться сразу несколько человек. Первым оказался худой, юркий мужичишка с маленькой бородкой и живыми, хитрыми глазками. Не тратя времени зря, он сразу обратился к великому князю:

— Вот, государь, рассказал тебе этот человек, как мытари наживаются. А я тебе хочу сообщить, что и судьи твои все продажны! Будешь ты хоть трижды прав, но если у тебя карман пустой, то засудят ни за что ни про что. В народе даже ходят расценки, за какое дело сколько им надо платить. Иной за хорошую мзду так дело повернет, что из правого делает виноватым. И нигде правды не найдешь!

— У великого князя на красном крыльце торжествует справедливость, — произнес Довбуш.