«ВОСХОДЯЩИЙ ДИКТАТОР»

6 ноября 1925. (Слушая речь Гитлера.) Прирожденный оратор. Восходящий диктатор. Поздно вечером я его жду перед его квартирой, рукопожатие.

10 ноября 1925. Я в ужасно пессимистическом настроении. Вера во внутренние силы немецкого народа иногда колеблется. И это страшные часы моей жизни… Молчи, мое сердце!

14 ноября 1925. Я выступал перед 200. Как примитивно, я мог бы сказать, как глупо. – Это, кажется, единственная в дневнике фраза такого рода. Позже он никогда так критично о себе не скажет. – Я устал, устал…

23 ноября 1925. Выступал перед 2000 коммунистов. Спокойный, деловой разговор. В конце собрания яростная перебранка. 1000 пивных кружек разбито. 150 ранено, 30 тяжело, 2 убитых… Меня травят в еврейской прессе… Я прибыл к месту сбора в Плауэн. Гитлер здесь. Моя радость велика… Как я люблю его! Какой парень!.. Небольшое собрание. По его желанию я должен выступать первым. Затем говорит он. Как ничтожен я! – с усладой уничижения восклицает Геббельс. – Он вручает мне свой портрет. С приветом Рейнской земле. Хайль Гитлер!.. Его портрет на моем столе. Если б пришлось усомниться в этом человеке, я не смог бы этого пережить. – Но переживет, не раз впадая в сомнение.

28 ноября 1925. Выступает Клара Цеткин. Остро, резко, ясно, пионерша большевизма, в жуткой ненависти… Ранним утром поднимаюсь. В поезде. Идет снег. Стенания во мне. В какого же цыгана я превратился!.. Благодарение богу! Завтра приедет Эльзе. Как я радуюсь этому! Ах, если бы у меня не было тебя при всех моих лишениях! От славы к успеху иду я навстречу гибели. Как тяжела эта жизнь!.. О, жестокий, безжалостный мир!

Он примеряет на себя маски то «модерниста», то «юного романтика», то «нового человека». И не чувствовал бы себя вровень с «модернистами», если бы, отдаваясь успеху, он не упирался всякий раз в «гибель», в «отчаяние», «самоубийство», «рок».

5 декабря 1925. Вечер одного из величайших моих успехов. Так я говорил редко. Перед 2000. Как проповедник нового будущего… Я устал как загнанная лань.

«ЖИЗНЬ ДЕРЬМО! СТРАШНОЕ ЗНАНИЕ!»

14 декабря 1925. Радио! Радио! Радио в доме! Немец забудет для радио профессию и отчизну. Радио! Новый способ обуржуазивания! Все есть дома! Идеал обывателей.

Но пройдет совсем немного времени, и эта техника будет находкой для нацистской пропаганды.

В Германии после войны я видела так называемый «народный приемник» «Volksempfanger», он был повсеместно. Его получали немцы взамен своих приемников, которые обязаны были во время войны сдать: Это была акция по пресечению слушания иностранного радио. Примитивный, небольшой, полукруглый, с зияющей впадиной, будто с распахнутым говорящим ртом, «народный приемник» был прозван немцами «Goebbelsschnause» – «морда Геббельса».

16 декабря 1925. Эльзе пишет мне отчаянное письмо-прощание. Она чувствует себя совершенно покинутой. Что я должен делать?.. Почему женщина не может всецело идти с нами? Можно ли ее воспитать? Или она вообще неполноценна? Женщины могут быть героинями только в исключительных случаях! Эльзе много думает о себе… Ах, мое сердце, успокойся! Жизнь дерьмо! Страшное знание!

21 декабря 1925. Я говорил. Меня качали… Эльзе приехала. Полна мечты и печали. Мы хотим расстаться. Она плачет и молит… Пока мы снова не обрели друг друга… На мне и женщинах лежит проклятие. Горе тем, кто тебя любит! Какая ужасная мысль! – Какой же дешевый позер!

23 декабря 1925. Я работаю весь день над всеохватывающей программой национал-социализма. И впервые замечаю теперь, как все это трудно… Я так устал. Я боюсь, что я болен… Я нервен до крайности.

24 декабря 1925. Вчера до глубокой ночи работал над докладом «Ленин или Гитлер». Это доставляет мне адское удовольствие.

29 декабря 1925. Ссора с отцом. Из-за пустяков… Рождественский привет от Гитлера. Его книга в кожаном переплете с дарственной надписью. Я радуюсь!

2 января 1926. Печальное вступление в Новый год. Незадолго до полуночи у Кауфмана (сотрудника гау) начался его страшный нервный припадок. Мы стояли вокруг него на темной лестнице, борясь с ним и шумя, он кричал как одержимый и хотел сброситься, в это время пробило 12 часов. С Новым годом! Затем мы доставили его в автомобиле… Что мы должны пережить. Я готов заплакать, но нет слез. Мы становимся старыми и закоснелыми… Судьба делает из нас мужчин. – У Гитлера об этом же сказано иначе: «Кулак судьбы открыл мне глаза». – Хозяйственный кризис, безработица, страх перед будущим, пришибленное судьбой поколение. С Новым годом! В эти часы все мерзко во мне и вокруг меня. Снаружи шлепает дождь по оконному стеклу. Вокруг меня страшная, зловещая тишина. Мы идем навстречу краху. С Новым 1926 годом!

4 января 1926. Письмо от Штрассера. Он тоже болен. Очень болен. Мы пожираемы изнутри. Демоном! Это ужасно. И мы неразрывно прикованы к нему. Это еще ужаснее. Работаем, чтобы забыться!

У Геббельса, с его внесоциальным существованием люмпена, заигрыванием с «гибелью», «отчаянием» или тягой «к блаженному или ужасному концу», неприткнутостью долгое время ни к чему, проявляется особая пристальность к сдвинутости, смещенности психики ли, сознания. Наблюдая за выступавшим в Веймаре Штрейхером, он отмечает: «Пожалуй, немного патологичен. – И мгновенно схватывает: – Таким-то он и хорош. Такие нам и нужны, чтобы увлечь массы». А это уже нечто вроде установки.

Говоря о своем приятеле Фрице Пранге, вовлекшем его в нацистское движение, он в числе его положительных черт называет: «патологичен». И друг Кауфман подвержен тяжелым психическим припадкам. И Грегор Штрассер, как и он, Геббельс, пожираем демоном – «тоже болен. Очень болен». Это смещенное состояние культивируется. Но и в самом деле с Геббельсом происходит нечто схожее с тем, что наблюдают врачи у людей с поврежденной психикой, страдающих маниакально-депрессивными психозами, когда состояние эйфории, ликующего подъема, неуемной энергии чередуется со срывами в отчаяние, депрессию.

«Я ХОЧУ БЫТЬ АПОСТОЛОМ И ПРОПОВЕДНИКОМ»

20 января 1926. Я долго думал о внешней политике. Нельзя обойти Россию. Россия альфа и омега любой целенаправленной внешней политики.

31 января 1926. Во вторник в Оснабрюке. Мещанское дерьмо. Греют ноги о мой радикализм… Восточная политика, Россия. Кто разберется в этом. По-моему, ужасно, что коммунисты и мы разбиваем друг другу головы… Где мы можем встретиться с вождями коммунистов?

6 февраля 1926. На моем столе ряд новых портретов Гитлера. Восхитительно!.. Тоска по сладостной женщине! О, ужасная мука. И это жизнь? Я ненавижу Берлин!

11 февраля 1926. Выступил перед 2000. Меня грозили убить. А потом бурно аплодировали… Во всех городах льется кровь за нашу идею. Мы не можем проиграть. Мы не можем погибнуть. Я хочу быть апостолом и проповедником. Я снова начинаю верить!

12 февраля 1926. Сегодня после обеда я жду Эльзе и радуюсь этому… Мы хотим натравливать и разжигать… Гитлер произнес прекрасные слова: «Мы подстрекатели правды».