«Нет, сегодня уже точно не увижу, – грустно подумал Марк, глядя в темнеющее на глазах небо, – поздно уже… Надо ложиться спать, завтра опять вставать рано».

Отойдя от окна, он подошел к большой фотографии на стене, улыбнулся ей тепло. «Ну что ж, спокойной ночи, юная мама с грустно-удивленными, по-детски раскрытыми миру глазами и лицом, будто только что умытым холодной родниковой водой. И детям твоим спокойной ночи да красивых ярких снов в придачу. А фотография и впрямь хорошая получилась. Молодец, Прохоров! Папарацци, он и есть папарацци. Надо же, как ухватил момент – будто она специально в камеру смотрит…»

Постояв так минут пять, он нехотя отошел от стены, лег на разложенный посреди комнаты диван, снова повернул голову к фотографии. «Сколько ж я тебя живьем-то не видел, мамаша юная? – снова грустно подумалось ему. – Куда ж ты делась в последнее время, скажи? В отпуск с мужем уехала? На дачу? И почему с твоими детьми какая-то рыжая девчушка гуляет? Няньку наняли? Наверное… Это сейчас модно стало – чтоб у детей своя нянька была! Ну что ж, счастья тебе, юная мамаша, и еще раз спокойной ночи».

* * *

– Ленка, с ума сойти, как время незаметно пробежало! Конец июля уже! Так и оглянуться не успеешь, как каникулы кончатся… – грустно подперев щеку кулаком и глядя в раскрытое окно, тихо проговорила Катя. – Последние мои школьные каникулы…

– Не жалеешь, что в няньках их провела? – спросила Лена, обернувшись к ней от Тонечкиной кроватки.

– Да что ты, Лен! Нет, конечно! У меня этим летом столько событий произошло!

– А какое самое главное? Гришу встретила?

– Да, наверное… Ты знаешь, мы с ребятами решили, что я к ним в архитектурный поступать буду. И тоже на дизайнерское отделение. Это все так интересно, оказывается.

– Что ж, давай. А жить у меня будешь.

– А Анастасия Васильевна говорит, можно и у них.

– Ну, знаешь! Это как-то нехорошо получится, двусмысленно как-то, если ты у них поселишься! Да и неудобно – и так мы их с детьми напрягаем все время. Уж сколько раз она нас на дачу к себе возила.

– Ой, да ладно тебе. Она же от всей души и с ребятами с таким удовольствием возится… А однажды знаешь как сказала?

– Как?

– Подрастай, говорит, побыстрее, Катерина, я тоже внуков хочу…

– Ничего себе… Рано тебе еще об этом думать! Слышишь?

– Да ничего и не рано! Семнадцать мне уже стукнуло, а там, не успеешь и оглянуться, как и восемнадцать подскочит. Я тоже себе троих хочу родить, Лен. А может, и больше!

– С ума сошла! Хотя с такой свекровкой, как Анастасия Васильевна, – вполне даже возможно. Слушай, а чего это наша бабушка напрочь пропала? Уже второй месяц пошел, как глаз не кажет! Странно даже…

Словно ответом на ее вопрос прозвучал по квартире разлившейся непрерывной трелью дверной звонок – кто-то нажимал на кнопку, не отрывая от нее пальца.

– Ну вот, стоит только помянуть черта… – уныло оторвалась от окна Катя. – Иди открывай, раз так по ней сильно соскучилась!

– Здравствуй, Леночка, – осторожно шагнула в прихожую Вероника Владимировна. – Ну, как вы тут с Катенькой живете? Все в порядке у вас?

– Да, все в порядке… – растерянно отступила от нее Лена, не привыкшая к тихой свекровкиной задушевности. – Проходите, пожалуйста, на кухню – в комнате Тонечка еще не уснула.

– Ой, а я вот тут ей детское питание купила, возьми. А еще вот йогурты ребятам. И фрукты. И сок.

Продолжая тихо удивляться, Лена принимала на руки неожиданные, будто с неба свалившиеся гостинцы, таращилась непонимающе в лицо Веронике Владимировне, будто ожидая какого-то подвоха.

– Сядь, Леночка. Нам с тобой серьезно поговорить надо…

В кухню тихо вошла Катя, сложив по-бабьи руки на груди, тоже приготовилась слушать. Лицо ее было невинно-кротким, губы улыбались приветливо, и только рыжая смешинка в глазах да слегка подрагивающая коленка выражали некоторое волнение по поводу предстоящего разговора.

– Вот что, Леночка… – глубоко вздохнув, начала свою речь Вероника Владимировна. – Ты, конечно, прости меня за Толика.

– Ой, ну что вы… – растерянно протянула Лена. – Вы-то тут при чем?

– При том, Леночка! Не перебивай меня! Я и так собьюсь. Я столько об этом обо всем передумала. В общем, конечно же, он виноват перед тобой. Оставил тебя одну с тремя малыми детьми, а сам живет припеваючи с другой женщиной на всем готовом! Да еще и материально не помогает никак. Я вчера с ним говорила, Леночка. И ты знаешь, он обещал, что будет ежемесячно сам выплачивать тебе определенную сумму денег в качестве алиментов. Так что не надо никаких судов, Леночка! Он сам будет! И я тебе буду помогать, чем смогу! И с детьми посижу, когда надо будет, и деньгами тоже. У меня ведь возраст, Леночка, ты ж сама понимаешь! Мне уже трудно, да и ответственность такая. Не надо никаких судов, Леночка!

– Погодите, – помотала головой Лена, словно пытаясь прийти в себя, – ничего не понимаю… О чем вы, Вероника Владимировна? О каких судах вы толкуете, не пойму?

– Ну как же… – мельком взглянула на стоящую в дверях Катю Вероника Владимировна. – Вы же с Соней решили…

– Что мы с Соней решили?

– Ну… Мне детей передать.

– Что?! – округлила глаза Лена и удивленно-растерянно, будто ища ответа, уставилась на невозмутимо улыбающуюся Катю. И вдруг увидела, разглядела наконец в рыжих хитрющих глазах младшей сестренки искрящуюся скрытую смешинку, и все стало ей понятно и ясно как божий день.

– Ой… – сложив лицо в ладони и расслабленно опустив плечи, только и произнесла Лена. – Господи, чего вы меня так пугаете, Вероника Владимировна… Успокойтесь, ради бога, никто вам детей передавать не собирается, и тем более через суды.

– Да?! – обрадованно вскинулась свекровь. – Вот и умница, Леночка, вот и правильно! А то что ж такое получается? Дети ведь всегда рядом с матерью находиться должны, правда? На то она и мать.

Вздохнув облегченно, она по-хозяйски оглядела кухню и, уперев взгляд в стоящую на плите кастрюлю с супом, тут же начала выговаривать, постепенно поднимая, словно по крутящейся спирали, до самых высоких тонов ефрейторско-приказные нотки своего противного, скрипучего занудством голоса:

– Елена, а почему у тебя кастрюля с супом не в холодильнике? Такая стоит жара, это же моментально все испортится! Ты что, не понимаешь таких элементарных вещей? И потом будешь этим детей кормить?

Лена, улыбнувшись, тихо встала, убрала кастрюлю в холодильник.

– Спасибо, что подсказали, Вероника Владимировна. А то я бы сама ни за что не догадалась, – снисходительно проговорила она, глядя насмешливо на Катю. – Какие вы все кругом умные, одна только я при этом не у дел.

– Ну ладно, пойду я, девочки… – уже более миролюбиво произнесла свекровь, почувствовав что-то в Ленином голосе для себя опасное, да и в Катином упорном молчании – тоже.